– Как же меня тошнит от этого места! – Сейн аккуратно выводил глифы на полу вокруг кубка. Несмотря на внутреннюю дрожь, знаки выходили ровными, как в учебнике. – Студенты, которые достают носы из книг, только чтобы вылизать задницы преподавателям. Лекторы, что заперли волшебство в сухих формулировках. Эти снобы обесценили чародейство как искусство! А ведь я мог вознести их, показать, что такое настоящее волшебство. Трусы и глупцы! Здесь все пропитано лицемерием.
Сейн закончил с мелом и взял уголь для следующего круга глифов.
– Тебе, наверное, интересно, что за кубок? Я расскажу, чтобы ты не скучала. – Пот резал глаза, болели от напряжения скрюченные пальцы. – Многие вообще не верят в их существование. Кто-то, напротив, считает, что у каждого заклинателя дома стоит по такому кубку. Что мы спим на горах золота… Мне горы не нужны, но и с пустыми карманами я уходить не собираюсь. Слишком много я отдал этому месту, хватит быть голодным студентом. Трансмутация металлов – это ведь выпускной экзамен по алхимии. И я собираюсь сдать его досрочно.
Сейн встал и обошел круги, сверил каждый глиф с заметками в тетради из черной кожи, которая пришла на смену фолианту.
– «Алхимия не просто сочетание ингредиентов в нужных пропорциях, это тонкая связь между миром физическим и миром духовным». Мне понадобилось четыре года, чтобы осознать эти слова. Мерзкий голос Сордуса до сих пор звучит у меня в голове. Алхимикам гораздо проще воздействовать на одушевленные предметы. Превратить человека, скажем, в курицу не слишком сложно. Превратить курицу в стекло – уже задачка. Превратить медь в золото практически невозможно.
Ожидая конца перегонки, Сейн прохаживался перед Линдой, заложив руки за спину и опустив взгляд к носам своих туфель. Ему всегда было проще справиться с волнением, проговаривая каждый шаг, озвучивая поток мыслей.
– Разложение Нигредо, созидание Альбедо, преобразование Цитринитас. Основные заклинания алхимии, раскрывающие между ингредиентами связи, не предусмотренные законами мироздания. Три столпа, за которые так цепляется профессура с заплывшими мозгами. И все делают вид, что четвертого никогда не было, вспоминают о нем лишь изредка и шепотом. Ведь никто не знает, как читается Рубедо, которое снимает все ограничения. Делает невозможное возможным.
Сейн осторожно переступил начертанные круги и коснулся неровного края чаши, провел ладонью по шершавому зеленоватому камню.
– Эти кубки – наследие алхимиков древности. Последнее вместилище Рубедо в наши дни.
Сожженный в печи череп грифона стал завершающим ингредиентом. Сейн замешивал серый прах с зельем и неожиданно для себя подумал: что бы сказал Сордус, увидь его в этот момент? Сколько бы гадкий профессор ни вылил грязи на своего студента, сейчас он не смог бы отвертеться, ему пришлось бы признать: Сейн стал лучшим на курсе алхимии.
Масса в керамической чаше загустела, стала похожей на жидкое тесто. Тесто, из которого когда-то состояло все сущее. Магиструм. Основа.
Он вернулся к высокому стакану, на два пальца заполненному кислотой мантикоры, куда не так давно он положил монету. Золото растворилось без остатка, и Сейн плеснул из стакана на дно кубка. Камень зашипел, впитывая желтую влагу. Это станет флажком для заклинания, меткой, на каком элементе следует остановить трансмутацию. Тонкие пластины очищенной меди из шкафа будут отправной точкой.
Для пробы Сейн смазал одну полученным магиструмом, положил в глубокую чашу. Если все пройдет хорошо, он заберет с собой столько золота, сколько сможет унести.
Затем он взял со стола нож и приблизился к Линде.
– Не бойся, ладно?
Девушка ощутила легкое щекотание внизу живота, как при падении. Она проваливалась куда-то вглубь себя, все дальше и дальше, навстречу темной пустоте…
– Ну вот и все, – донесся голос ей вслед. Мгла расступилась так резко, что Линда вздрогнула бы, если бы смогла.
Перед глазами снова он. Промыл порез на ее пальце чем-то сильно пахнущим. Аккуратно перевязал чистой тряпицей.
– Ну что же ты рыдаешь, дурында? – Сейн вытер слезы с ее бледных щек. – Всего унцию взял, у тебя соплей больше натекло!
Он подошел к кубку и стал аккуратно намазывать кровью края чаши. Губы его медленно шевелились, читая заклинание на чужом языке. Он провел много недель, запоминая правильную последовательность звуков и ударений.