Сейн, не открывая глаз, поднял руку и указал на кровать:
– Этот ублюдок – заклинатель, разменявший свои силы на слепую веру и золото храмов. Только и всего.
Марго поискала взглядом, где бы присесть. Ей срочно нужно было присесть. Не найдя ничего подходящего, она тихонько опустилась на край кровати у самого изножья. Если все, что говорит алхимик, правда, то это… это… Нет, даже представить, чем подобные предположения могут обернуться, она была не в силах.
– Иоланта станет прорицательницей, – припомнила она радость сестры.
– А Линду через несколько лет обучат на целительницу, – отозвался алхимик. – Так и пополняются ряды чудотворцев. – Он крутанул головой, разминая шею. – Я видел, на что способна твоя сестра. Она бы двигала горы, если ее правильно обучить. А теперь будет предсказывать погоду, хотя могла бы ею управлять.
«Управлять погодой. Остановить пожар, пожирающий города». Марго с усилием отогнала от себя дурные мысли, отмахнулась от воспоминания о пророчестве, которое так и не поняла.
– Ты куда свободнее их, – уверенно произнесла она. – Жрецов. Им нужны боги, чтобы следовать за их добродетелью, тебе же нужен лишь ты сам, чтобы решиться на это. Каков бы ни был твой выбор, отвечать тебе только перед самим собой.
Сейн внимательно посмотрел на нее. Он уже пожалел об этом разговоре, ему не нужны были сейчас ни умные мысли, ни наставления. Куда проще считать себя правым среди глупцов.
– Скажи мне одно… – Он подался вперед, и тень легла на его лицо. – Как бы ты поступила? Если бы здесь лежал твой король, твой муж. Ты бы просила меня его спасти?
Она выдержала его взгляд.
– Ты сравниваешь тирана и убийцу со стариком, который не дал тебе двигать горы, Сейн.
– Ответь.
– Ты знаешь ответ! Я не стану тебя обманывать и строить из себя святую. Думаешь, он мне нравится? Думаешь, меня не выворачивает оттого, что я просто не могу ответить иначе? Меня пугает одна только мысль: во что превратился бы мир, если бы все думали так же, как и я. Но брось свои игры, здесь нет короля. Мой василиск остался в прошлом. От своего ты должен избавиться сам.
Он допоздна провозился в бывшей лаборатории. Потом долго смазывал губы Ефимона янтарным, похожим на мед, бальзамом. Не спеша, по капле влил две ложечки разбавленного зелья в стариковский рот.
– Вы слишком понадеялись на свое чудо, – объяснял Сейн Линде. – Бездумно заставляли биться сердце, но забыли об остальном. Сейчас у него внутри груда рваного тряпья вместо органов, я вообще не понимаю, как он до сих пор жив.
Когда жрец открыл глаза, сиделка у кровати охнула и принялась молиться. Ефимон хрипел, держался за грудь и, подслеповато щурясь, оглядывал комнату. Он был еще слишком слаб, чтобы говорить.
– Поделишься рецептом? – спросила Линда.
– Вы сами такого не сварите, – ответил Сейн и шагнул к круглому столику, где его уже ждали чернильница и раздвоенная деревянная палочка для письма. Алхимик пригладил ладонью чистый лист и принялся заполнять его черными глифами.
– А вот это можно приготовить без… В общем, справитесь.
– Капли из наперстянки? – уточнила жрица, заглянув ему через плечо. – Это же яд…
– Если только не приготовить, как здесь написано. Доверься мне. Они приведут в норму его сердечный ритм. А вот это… Смотри, это нужно, чтобы восстановить кровообращение…
Пока он объяснял, Ефимон вялым жестом подозвал к себе сиделку. Та нагнулась, вслушиваясь в слабый хрип.
– …приготовить сразу много, все это нужно будет принимать каждый день, – продолжал алхимик. – Никаких волнений, никакого вина, ничего острого и соленого…
Линда кивала.
– И еще. – Сейн понизил голос так, чтобы его слышала только она. – Больше чудес не будет. Год, максимум два, и природа возьмет свое.
– Я поняла. Даже не знаю, как тебя благодарить.
Она осеклась, когда сиделка привела в опочивальню человека в капюшоне. Старик тянулся к Сейну, совсем как тогда, в храме Судьи. Узнал?
– Взять… – можно было не столько услышать, сколько прочесть по его губам.
Человек в капюшоне прочел.
– Он, видимо, тоже не знает, – буркнул Сейн, когда его скрутили крепкие руки храмового стража.
В тюрьме
Во внутреннем дворе монастыря становилось тесно. Факелы разгоняли вечерние сумерки, пламенные отблески мелькали на встревоженных лицах жриц и послушниц. Сейн сидел прямо на земле, туго связанные руки успели занеметь. Его окружали люди в капюшонах, он не видел, откуда они пришли; они не носили открыто сталь, но он чувствовал, как веет опасностью от их скупых движений, от скрывающих запястья широких рукавов, где легко спрятать хоть увесистую дубинку, хоть охотничий нож, хоть свинцовую гирьку на длинной цепи – излюбленное оружие храмовой стражи.