Чтобы не 'фонить' и для лучшего контроля, я закинул камень в рот и начал процесс ментального погружения в него. Как и ожидалось, отличия 'звериного' камня от 'человеческого' были кардинальны. Животные инстинкты, прямые как лом и неудержимые. Оттого и лучше подающиеся контролю, потому, что я знаю чего от них ожидать, и чего они хотят.
Впрочем, не стоит думать, что мне сходу удалось переделать 'звериный' философский камень. Мне даже не удалось нащупать правильного пути, хотя я и знал теорию. Что уж говорить про что-то большее.
Однако и занимался я им недолго, так от силы часок, потому как эмоциональная усталость всё-таки взяла верх над моей волей. Вытащив камень изо рта, и убрав его, я сладко потянулся на кровати. После я стал продумывать свою дальнейшую линию поведения. В том числе и то, о чём я буду говорить за ужином.
Несомненно, пребывание тут будет для меня отличным отдыхом. Как мне кажется, в замке с приведениями будет и то скучнее, чем тут. Куча загадок, которые в принципе уже почти сложились для меня в целую картину. Однако мне, как настоящему ценителю, нужны были не грубые эскизы, а подлинный холст. Я хотел знать все нюансы, все причины, мотивы и так далее. А затем эта картина станет моей.
[к оглавлению]
Ужин протекал в свободной, я бы даже сказал раскованной обстановке. Во всяком случае, для меня. Со своей стороны я сделал всё, чтобы не заставлять хозяев излишне волноваться. А вот они сами...
Армони была весьма расстроена и не скрывала этого. Слёз, правда, не было, и иногда она даже улыбалась на мои шутки, 'арсенал' которых пришлось 'распечатать' специально ради неё. Как оказалось, того, что я изредка, но бывал на балах и приёмах, вполне хватило, чтобы впечатлить девочку. Да и мой запас анекдотов и смешных историй не был беден для этого вечера.
Но не только Армони заинтересовало моё описание высшего света Аместриса. Как оказалось, мои слова обладали некоторым шармом и для 'Марго'. Всё-таки женщина остаётся женщиной и романтика ей не чужда, несмотря на наличие формы и погон. В особенности это справедливо, когда язык рассказчика поставлен очень хорошо, на что я никогда не жаловался.
Что примечательно, Гретта тоже слушала меня с интересом. Однако её реакция была несколько иного рода. В её вопросах и комментариях, где-то в глубине, ощущалось чувство ностальгии. Её взгляд, точные вопросы и ответная реакция, всё это говорило о том, что она знакома с высшим светом не понаслышке. Будто когда-то давно она вращалась в тех кругах, но с тех пор прошло время и дорога туда для неё закрыта.
Вильгельм же смотрел на всё действо, творящееся вокруг него с лёгким оттенком снисхождения. Как алхимик он обладал иной системой ценностей. Приёмы, высший светы и балы - всё это было ему чуждо, хотя он и обладал достаточной информацией по этим вопросам, как и достаточной культурой, чтобы вписаться в них.
Но, как мне не хотелось, не могло не получиться так, чтобы наша беседа в один из моментов свернула на мою персону. Я слишком известная личность в стране и слишком неоднозначная, чтобы не поговорить обо мне. И как я и ожидал, инициатором 'смены курса' оказалась Гретта.
- Эдвард, - обратилась она ко мне. С самого начала мы условились называть друг друга по именам, как равные алхимики. Пожалуй, это было самым верным решением, потому как я значительно моложе её, но являюсь генералом. Наша же специализация на алхимии уравнивает нас. - Вы так и не рассказали нам о себе самом. Газетных статей написано про вас немало, а слухов ходит ещё больше. Однако мне всегда хотелось узнать, так сказать из первых уст, какой вы человек.
- Что именно вас интересует, Гретта? - спрашиваю её и дарю ей одну из своих улыбок, чтобы подчеркнуть, что я совсем не против небольшого 'допроса'.
- Скажите, Эдвард, почему вы поступили на государственную службу? Ведь репутация государственных алхимиков далека от идеальной, - спросила она. Что ж, вопрос вполне закономерен и я был готов дать на него правдивый ответ. Вот только на нём Гретта ещё не закончила. - И потом, разве тебя не коробит, что тебя считают самым настоящим чудовищем? Ведь как я слышала, тебе приписывают убийство едва ли не десятков тысяч человек. И это, пожалуй, самое скромное число.
- Вы правы, десятки тысяч действительно одно из самых скромных описаний моих, образно говоря, успехов, - хмыкаю я, помешивая сахар в чае и давя лимон. - Хотя обычно мне причисляют немного больше.
Тут я увидел, что Армони смотрит на меня широкими глазами. Похоже, до этого она никак не связывала мою личность со всемирно известным 'жнецом', 'палачом наций', как меня однажды весьма удачно обозвали в одной драхмской газете.