Больше Лео не знал ничего. И не сказать, что ему это нравилось – он знал лишь, куда прийти, что нужно попасть в Деарден, и куда идти, когда он в него попадет. Знал срок, к которому нужно успеть, и количество участников – но не имена его союзников, ни того, что они будут делать дальше, он не ведал.
Порывшись в рюкзаке, он достал клочок карты, и посмотрел на место, отмеченное красным крестиком, рядом с которым соседствовала красная область, подписанная как «Деарден». В этой области был еще один крестик.
Вздохнув, Лео убрал карту внутрь рюкзака – сжечь ее можно было и после, и взвалив его к себе на спину, продолжил свой путь. Идти до отмеченного крестика ему нужно было еще никак не меньше дня.
...
Лео любил путешествовать. Наверное, если ты постоянно в дороге, неважно, в седле или на ногах, ты вынужден полюбить это состояние. А Лео был в дороге всю свою сознательную жизнь.
Но Лео любил это с самого детства – он отлично сидел в седле с пяти лет, с того самого дня, когда отец привел домой новую лошадь, «Геоцинку». Его первую собственную лошадь.
Это была красивая, черная, молодая кобыла. Отец выиграл ее в карты у одного старого приятеля – в те дни отец часто играл в карты. Шли последние годы войны, отец получил серьезное ранение в ногу во время очередного сражения, и его направили домой, залечивать раны и приходить в себя– только в себя он больше так и не пришел. Не прошла ни хромота, послужившая причиной раннего возвращения, ни другие шрамы, что были получены им на войне – раны, что обезобразили не лицо или тело, а душу, раны, что навсегда остались где-то глубоко внутри обычного фермера, защищавшего свой клочок земли. Раны, что заставляли его каждый вечер прикладываться к бутылке, сидя на пригорке за домом, и часами смотреть отсутствующим взглядом куда-то вдаль.
Нет, отец никогда не был злым или жестоким – он никогда не бил ни мать, ни Леонарда. Даже в усмерть пьяным, он почти всегда спокойно ложился спать, никого не трогая. Проблема была в том, что свеого отца Лео по-настоящему не знал – прямо как Магдалена не знала своего.
Когда Лео родился, война уже близилась к концу, но отца еще не отправили домой. Вернувшись же, он больше времени проводил с бутылкой или картами, чем с маленьким сыном. Лишь изредка они могли поговорить о чем то неважном, и никогда не проводили время вдвоем. Когда Лео думал об этом, сейчас, спустя столько лет, это не казалось ему случайным – мать, скорее всего, боялась оставлять их наедине друг с другом, учитывая послевоенные пристрастия отца. Впрочем, Лео его не винил. Говорили, что его отец участвовал в штурме крепости Дуэн-Орте: был в передовом отряде, который первым ворвался в крепость, где содержали пленных северян с окраинных деревень, захваченных Деарденом. Одним из первых увидел сотни и тысячи тел женщин и детей, лежащих в ямах позади крепости: изнасилованных, изуродованных, изрезанных и порубленных на куски. Говорили, его отец участвовал в сражении при Гоэнтен-Сулле, «битве на выжженой земле», как его называли в простонародье. Когда маги с обеих сторон наслали на землю
«кару небесную, и разразили небеса, и полилась на землю лава, и вскипела земля, и сгорели заживо все те, кто сражался на ней».
Говорили, что каждый из тех, кто пережил это сражение, не мог после даже приближаться к костру, просто смотреть на огонь. Говорили, что крики горящих заживо сотен и тысяч людей разносились по округе на сотни километров вокруг.
Когда маленький Лео прокрадывался ночью из дома, и осторожно, на четвереньках, подползал к пригорку, он видел, как отец, сидя в полупьяном бреду, выронив бутылку, зажимал уши руками и сидел так, раскачиваясь взад вперед.
Лео никогда не видел, что отражалась в гего глазах в такие моменты – но узнав подробности о битвах, участником которых он был, никогда не сомневался, что в них отражались отблески пламени, пожиравшие лежащие на черной от копоти и гари траве тела.
Но тот день, когда отец привел домой Геоцинку, был другим. Отец накануне не ночевал дома, по обыкновению проигрывая где-то деньги, что приносила с рынка мать, но утром все пошло по-другому. Он вернулся не один, и почти трезвый. Он вел по уздцы черную, красивую лошадь. Лео никогда не видел таких красивых лошадей. Отец выглядел таким умиротворенным – остановившись около дома, он поглаживал лошадь за гриву, пока привязывал ее за поводья к забору.