— Отстань. — Алек отпихивает его, порываясь встать. — Есть хочу.
Но Грег лёгким, едва заметным толчком своей боксёрской ручищи отправляет его в нокдаун, и Алек плюхается обратно.
— Лежи, — голос Грега, ласковый и заботливый, странно диссонирует с его грозной внешностью. — Я сейчас.
Грег набрасывает на голое тело халат и, не потрудившись его запахнуть, выходит из комнаты.
В «библиотеке» уже собралась вся команда, включая Робина.
— А где капитан? — команда с интересом разглядывает экстравагантный внешний вид Грега.
— Капитан сегодня завтракает в постели, — невозмутимо отвечает тот, шлёпая босыми ногами к буфету, где принимается деловито инспектировать блюда под крышками.
— По праву леди? — ухмыляется Робин. Он уже в тусовке, но ещё не в команде, и из кожи вон лезет, чтобы стать здесь своим. Шутка кажется ему ужасно смешной — очень уж в духе команды, команда оценит. Но ответом ему — гробовое молчание. Про двух капитанов знает весь Дом, но в команде эта тема — табу, и прежде всего — из-за расстановки сил в этой паре. Ни для кого не секрет, что капитан Дома позволяет капитану Игр многое, да что уж там — всё. Это подрывает авторитет капитана, а значит, и престиж Дома, и команда предпочитает об этом не говорить. Команда молчит, но Робин каждой клеткой тела чувствует, что все они как один на стороне капитана. Грег резко оборачивается.
— По праву капитана, — медленно, чётко выговаривая слова, цедит он и обводит команду таким выразительным взглядом, что всем сразу становится ясно: сказано не только для Робина. Убедившись по лицам команды, что послание усвоено, Грег поворачивается к Робину:
— И раз уж ты есть любимая горничная капитана, то помоги собрать для него на стол.
На этот раз команда разражается хохотом: иметь «горничную» для капитана не зазорно, а очень даже похвально. Робин, прикипев взглядом к полу, повинуется.
Подхватив внушительный поднос с едой и напитками — это Алек только с виду задохлик, а так аппетит у него ого-го, и не только в постели, — Робин вслед за Грегом поднимается в его комнату.
— Жди здесь, — сплёвывает сквозь зубы Грег и, приоткрыв дверь — достаточно, чтобы Робин заметил, что в спальне у него две кровати, сдвинутые впритык, но недостаточно, чтобы Алек увидел Робина, — протискивается в щель — что при его гориллоподобной туше само по себе достижение, — и возвращается с самодельной табличкой «Не беспокоить». Повесив табличку на дверную ручку, Грег забирает у Робина поднос и со словами: «На чай не дам — не заслужил» ногой захлопывает перед ним дверь.
— Это кто был? — лениво интересуется Алек.
— Никто, — скупо, не глядя на него, отвечает Грег. — Room service.
К его возвращению Алек уже успевает принять душ — в комнате отчётливо пахнет бергамотом и терпко-горьким пачули — и лежит, в одном полотенце вокруг бёдер, посреди гнезда из скомканных простыней с отчётливыми следами ночных побед — прекрасный и развратный до невозможности.
Алек хлопает себя по животу, и Грег с опаской водружает на него поднос — живот у Алека такой тонкий и плоский, что уставленный посудой поднос грозит сравнять его с позвоночником. Впрочем — краешки полных губ Грега дёргаются, его могучие плечи пловца и регбиста невольно распрямляются, — Алек любит, когда его вжимают в матрас. Алек с воодушевлением приступает к завтраку, а Грег усаживается у его ног на пол и, не отрывая глаз, смотрит, как Алек ест.
— А ты что, не будешь? — спрашивает Алек с набитым ртом — Алек очень любит завтракать и любит, когда это удовольствие с ним разделяют.
— Не хочу, — мотает Грег растрёпанной головой — его голод совершенно другой природы. — Хочу смотреть, как ты ешь.
В своём слепом обожании он сейчас очень похож на лохматого добродушного сенбернара — такой же огромный и беззаветно преданный своему хозяину, — и будь у него хвост, он бы сейчас от переизбытка чувств им завилял.
— Фуд-фетиш? — Алек усмехается, его сочные губы дразняще обхватывают сочную поджаренную сосиску, пальцы лоснятся от жира. Грег сглатывает, не в силах оторвать взгляд — разве Алеком можно насытиться?
— Алек-фетиш, — улыбается он и, встав на колени в изножье кровати, подносит к губам ступню Алека — Алек любит, когда его любят. Влажный шершавый язык Грега медленно скользит по подошве. Ступня Алека дёргается и поджимается — у Алека щекотка, и Грег это знает, — Алек хохочет и проливает йогурт. Белёсая струйка стекает по подбородку — слишком провокативно, чтобы быть случайностью, — но Грег ведётся. Губы Грега смыкаются вокруг большого пальца на ноге Алека, и он самозабвенно посасывает его, прикрыв глаза и тихо постанывая. Это одно из самых чувствительных мест Алека, и Грег это знает. Алек глубоко вздыхает, его спина выгибается, как от электрического разряда, звякает посуда на подносе, вздох Алека переход в всхлип. Грег решительно поднимается: медовые волосы, золотистая кожа, лучистые глаза, и сам он сейчас весь такой тёплый и светлый, как нагретая солнцем янтарная глыба. Поднос отправляется на пол, вслед за ним туда же летит халат. Поигрывая бицепсами и мускулами на широкой груди, Грег наваливается на Алека всем телом и сгребает его в охапку — он знает, как Алека заводят сила и власть, а сам Грег шалеет от хрупкости Алека — и самозабвенно сцеловывает потёки.
— Давай на Рождество ко мне, а? — шепчет он в промежутках между поцелуями. Момент явно неподходящий, и Грег это знает, но он также знает и то, что с появлением у Алека новой пассии слишком большой риск отказа, и он не решается пригласить его, когда тот в «в здравом уме и твёрдой памяти», а сейчас, когда Алека так ведёт, у него есть хоть какие-то шансы. — Предки на Сен-Барт намылились, никого не будет. А, Алек?
— Меня уже пригласили.
— Куда? — спрашивает обречённо Грег, хоть и знает ответ.
— В Четсуорт-Хаус.
— Ну, Алек, ну твою мать… — Грег обмякает и бессильно откидывается на подушку. — Ну зачем?!
Алек молчит. Если Грега что и бесит в Алеке, то только вот этот его вечный, чуть что, уход в молчание. И Грега наконец прорывает.
— Зачем тебе этот мелкий крысёныш? Чего тебе не хватает?! — Алек молчит, и абсурдность догадки Грега так потрясает, что он даже приподнимается на локте и неверяще смотрит на Алека. — Это всё из-за… Ты думаешь, я бы тебе не дал?! Но ты же… Ты ведь даже не заикался!
— Не хотел, вот и не заикался.
— А теперь? — в отчаянном голосе Грега прорезаются умоляющие нотки. — Ну хочешь, прямо сейчас?!
— Заткнись. — Алек лениво-небрежным движением забрасывает ему худые ноги на плечи. — И займись, наконец, делом.
Грег покорно замолкает и занимается «делом».
Комментарий к Часть 1. Nigredo. The Tart of Eton.
* — Кто такие герцог Бедфорд, лорд Кейм и сэр Алистер, см. в «Открой глаза и забудь об Англии».
========== Часть 2. Albedo. The Duke of Devonshire. ==========
Альбедо — из получившейся светящейся жидкости выпаривают шлаки, в результате чего должен получиться малый эликсир (Aqua Vitae), способный превращать металлы в серебро.
Привилегированная частная школа-интернат — надёжный и социально одобряемый способ избавиться от собственных детей. Впрочем, для последних, особенно тех, кому не повезло с родителями — как Алеку Ховарду, например, — она не менее приемлемый и безопасный вариант побега из дома. Для Алека Ховарда родной дом — каторга, Итон — спасение, а Четсуорт-Хаус, официальная резиденция герцогов Девонширских, — родной дом.