Пауло Коэльо
Алхимик
Предисловие
Считаю своим долгом предуведомить читателя о том, что «Алхимик» — книга символическая, чем и отличается от «Дневника Мага», где нет ни слова вымысла.
Одиннадцать лет жизни я отдал изучению алхимии. Уже одна возможность превращать металл в золото или открыть Эликсир Бессмертия слишком соблазнительна для всякого, кто делает первые шаги в магии. Признаюсь, что Эликсир произвёл на меня впечатление более сильное, ибо до тех пор, пока я не осознал и не прочувствовал существования Бога, мысль о том, что когда-нибудь всё кончится навсегда, казалась мне непереносимой. Так что, узнав о возможности создать некую жидкость, способную на многие-многие годы продлить наше земное бытие, я решил всецело посвятить себя изготовлению этого эликсира.
Это было в начале семидесятых, в эпоху великих социальных преобразований, когда ещё не существовало серьёзных работ по алхимии. Я, подобно одному из героев этой книги, тратил скудные свои средства на приобретение иностранных книг, а время — на изучение их сложного символического языка. В Рио-де-Жанейро мне удалось разыскать двоих-троих учёных, всерьёз занимавшихся Великим Творением, но они отказались со мной встретиться. Познакомился я и с множеством тех, кто именовал себя алхимиками, владел лабораториями и за баснословные деньги сулил открыть мне тайны своего искусства; сейчас я понимаю, что они ничего не смыслили в том, чему собирались учить.
Моё усердие и рвение не давали абсолютно никаких результатов. Мне не удавалось ничего из того, о чём на своём замысловатом языке твердили учебники алхимии, заполненные бесчисленными символами: драконами, солнцами, львами, лунами. И мне постоянно казалось, что я двигаюсь не в том направлении, ибо символический язык открывает широчайший простор для неправильных толкований. В 1973 году, в отчаянии от того, что не продвинулся в своих штудиях ни на пядь, я совершил акт величайшей безответственности. В ту пору Управление образования штата Мату-Гроссу пригласило меня вести занятия по театральному искусству, и я использовал своих студентов для постановки «лабораторных» спектаклей на тему Изумрудной Скрижали. Даром мне это не прошло, и подобные эксперименты вкупе с иными моими попытками утвердиться на зыбкой почве Магии привели к тому, что уже через год я мог на собственной шкуре убедиться в правдивости поговорки «Как верёвочке ни виться, а конец будет».
Следующие шесть лет моей жизни я относился ко всему, что имело отношение к мистике, с изрядным скептицизмом. В этом духовном изгнании я сделал для себя несколько важных выводов: мы принимаем ту или иную истину лишь после того, как сначала всей душой отвергнем её; не надо бежать от собственной судьбы — всё равно не уйдёшь; Господь взыскивает строго, но милость Его безгранична.
В 1981 году я встретился с Учителем, которому суждено было вернуть меня на прежнюю стезю. Покуда он наставлял меня, я снова, на собственный страх и риск принялся изучать алхимию. Однажды вечером, после изнурительного сеанса телепатии, я спросил, почему алхимики выражаются так сложно и так расплывчато.
— Существует три типа алхимиков, — ответил он. — Одни тяготеют к неопределённости, потому что сами не знают своего предмета. Другие знают его, но знают также и то, что язык алхимии направлен к сердцу, а не к рассудку.
— А третьи? — спросил я.
— Третьи — это те, кто и не слышал об алхимии, но сумели всей жизнью своей открыть Философский Камень.
И после этого мой Учитель, относившийся ко второму типу, решил давать мне уроки алхимии. Вскоре я понял, что её символический язык, столько раз сбивавший меня с толку и так раздражавший меня, — это единственный путь достичь Души Мира, или того, что Юнг называл «коллективным бессознательным». Я открыл Свою Стезю и Знаки Бога — истины, которые мой интеллект прежде отказывался принимать из-за их простоты. Я узнал, что задача достичь Великого Творения стоит не перед немногими избранными, а перед всеми, кто населяет Землю. Не всегда, разумеется. Великое Творение является нам в форме яйца и флакона с жидкостью, но каждый из нас способен — в этом нет и тени сомнения — погрузиться в Душу Мира.
И потому «Алхимик» — тоже книга символическая, и на страницах её я не только излагаю всё, что усвоил по этому вопросу, но и пытаюсь воздать должное тем великим писателям, которые смогли овладеть Всемирным Языком: Хемингуэю, Блейку, Борхесу (он тоже использовал в одном из своих рассказов эпизод из истории Персии), Мальбу Тагану.
А завершая своё чересчур пространное предисловие и желая пояснить, кого относил мой Мастер к алхимикам третьего типа, приведу историю, которую он же поведал мне как-то в лаборатории.