Только свою собственную жизнь никто почему-то наладить не может. Это вроде как та старуха цыганка, что толковать сны умела, а вот сделать их явью – нет.
Сантьяго решил подождать, пока солнце спустится пониже, и тогда уж гнать овец на выпас. Через три дня он встретится с дочкой суконщика.
А пока он взялся за новую книжку, которую выменял у местного священника. Книга была толстая, и на первой же странице описывались чьи-то похороны, и вдобавок имена у героев были такие, что язык сломаешь. «Если я когда-нибудь сочиню книгу, – подумал юноша, – у меня на каждой странице будет новый герой, чтобы читателям не надо было запоминать, кого как зовут».
Только углубился он в чтение и увлекся описанием того, как покойника зарывали в снег – Сантьяго самого озноб пробрал, хоть солнце и жгло нещадно, – как подсел к нему неизвестный старик и затеял разговор.
– Что это они там делают? – осведомился он, указывая на людей на площади.
– Работают, – сухо отвечал юноша, делая вид, что погружен в чтение.
На самом же деле он думал о том, как острижет четырех овечек перед дочкой суконщика, и она увидит, на что он способен. Сантьяго часто рисовал себе эту сцену и каждый раз мысленно объяснял изумленной девице, что овец надлежит стричь от хвоста к голове. Еще он перебирал в памяти разные занятные истории, которыми развлечет ее во время стрижки. Истории эти он вычитал в книгах, но собирался сказать, что они происходили с ним на самом деле. Во лжи его она не уличит никогда, потому что читать не умеет.
Старик однако оказался настырным. Он сказал, что утомился и хочет пить, и попросил глоток вина. Сантьяго, надеясь отделаться, протянул ему свою фляжку.
Не тут-то было – старик желал беседовать. Теперь он спрашивал, что за книгу читает юноша. Сантьяго уже думал поступить неучтиво и просто пересесть на другую скамейку, но отец всегда учил его быть вежливым со старшими. Он молча протянул книгу соседу и сделал так по двум причинам. Во-первых, он сам не знал, как правильно произносится ее название. А во-вторых, если старик неграмотный, он сам отсядет от него, чтобы не чувствовать себя униженным.
– Гм... – сказал старик, оглядев ее со всех сторон, словно в первый раз видел книгу. – Хорошая книга, о важных вещах, только уж больно скучная.
Сантьяго удивился: старик, оказывается, не только умел читать, но даже и эту книгу прочел. Что ж, если она и вправду скучная, он еще успеет обменять ее на другую.
– Она о том, о чем написаны почти все книги, – продолжал старик. – О том, что человек не в силах сам выбрать свою судьбу. Она старается, чтобы все поверили в величайшую на свете ложь.
– А что это за величайшая на свете ложь? – удивился Сантьяго.
– Звучит она так: в какой-то миг нашего бытия мы теряем контроль над своей жизнью, и ею начинает управлять судьба. Ничего более лживого нет.
– Со мной все было не так, – сказал Сантьяго. – Меня хотели сделать священником, а я ушел в пастухи.
– Так оно лучше, – согласился старик. – Ты ведь любишь странствовать.
«Он будто прочел мои мысли», – подумал юноша.
А старик тем временем листал толстую книгу и вроде бы даже не собирался возвращать ее. Только сейчас Сантьяго заметил, что он одет в арабский бурнус – впрочем, ничего особенного в этом не было: Тарифу от африканского побережья отделял лишь узкий пролив, который можно было пересечь за несколько часов. Арабы часто появлялись в городке – что-то покупали и несколько раз в день творили свои странные молитвы.
– Вы откуда будете? – спросил он старика.
– Отовсюду.
– Так не бывает, – возразил юноша. – Никто не может быть отовсюду. Я вот, например, пастух, брожу по всему свету, но родом-то я из одного места, из городка, рядом с которым стоит старинный замок. Там я родился.
– Ну, в таком случае я родился в Салиме.
Сантьяго не знал, где это – Салим, но спрашивать не стал, чтобы не позориться, обнаруживая свое невежество. Он уставился на площадь, по которой с озабоченным видом сновали прохожие.