В начале варки, когда камень черный и сырой, его называют свинцом. Когда же, потеряв черноту, он начинает белеть, его называют оловом.
А приняв красный цвет, он удостаивается чести называться золотом (ТС, 1, с. 336-367). Так рассуждает алхимических дел мастер. Чернота — свинец — Сатурн, белизна — олово — Юпитер, краснота — золото — Солнце. Все три триады (или пары, если обрубить планетарные символы) — уподобления одного и того же: философского камня во всевозможных его состояниях — цветовых и вещественных.
Эта доктрина о цветовых превращениях магистерия варьируется на разные лады. Считают, например, что во время периода первого влияния камень черен. Тогда его называют Сатурном, землей и именами всех черных вещей. Затем, когда он белеет, его именуют водкой, названиями влажных или соленых вещей, белой землей. Когда он желтеет и выпаривается, то получает имя воздуха, желтого масла или имена всех летучих вещей. Наконец, он — красный. И тогда его имена такие: небо, красная сера, золото, карбункул, драгоценные камни, минералы, растения и животные красных оттенков. Альберт Великий обобщает эти наблюдения так: камень имеет три цвета; он черен вначале, бел в середине и красен в конце49 (Albertus Magnus, 1958, с. 72-74; ТС, 4, с. 825-840).
КОГДА я говорил об отношении цвета к свету в контексте собственно средневекового — неалхимического — мышления, я намекал на меру, степень, интенсивность. Эта количественная характеристика причастности вещи к метафизическому дана в средневековом сознании в виде магических чисел, сплетенных с цветовой гаммой. Алхимические тексты схватывают и это обстоятельство куда выразительней текстов неалхимического средневековья. Алхимик пародирует число, устрожая-разрушая.
Эксимиданус в трактате «Смесь философов» учит трепать, мочить, сушить, чернить, белить, обращать в порошок и доводить его до красного цвета. Тогда можно стать обладателем всех секретов искусства, которое состоит в немногих словах. Первое черно. Второе бело. Третье красно. 80, 120, 280 — их делает двойка, сами же они превращаются в 120. Смола, молоко, мрамор, Луна — это 80. Олово, железо, шафран, кровь — это 120. Персик, груша, орех — это 280. Именно тогда можно стать счастливым человеком. В ином случае добавить к сказанному нечего (Пуассон, 1914-1915, № 8, с. 11).
Это цвето-числовое описание киноварного философского камня. Цвет расчислен. Число раскрашено. О числе50.
ИИСУС, согласно Августину, пожелал, чтобы апостолы были числом двенадцать. Это произведение трех на четыре. Три — число Троицы, но и души, устроенной по ее образцу. Четыре — число элементов и символ материальных вещей. Умножить три на четыре означает пропитать материю духом, объяснить миру истину веры через двенадцать апостолов. Четыре и три, сложившись, составят семь — число человеческое: человеческая жизнь гшеет семь возрастов, а с каждым возрастом связывают одну из семи добродетелей, обретая необходимую благодать при помощи семи просьб «Отче наш». Семь таинств поддерживают человека в семи его добродетелях, противостоя власти семи главных грехов. Число семь выражает гармоническое отношение человека к миру. Семь планет управляют судьбами людей. Созидая мир в семь дней, бог хотел дать ключ к такому же числу тайн. Семь тонов григорианской музыки — чувственное выражение мировой гармонии (Цейтлин, 19316, № 10, с. 69).
Считается, что семь есть всемирное абсолютное число всех символов, ибо составлено из тройки и четверки. Семерка — знак полноты и совершенства, высшая степень восхождения к познанию и премудрости, свидетельство магического могущества, хранительница тайны. 3, 4, 7, 12 — классические числа магического средневековья. Особенно многозначна семерка, в некотором смысле архетипическое число, которым отмечены многие культуры. Б. А. Фролов прибавляет к августиновским толкованиям семерки иные толкования из дохристианских культурных преданий. Разнообразный материал магической семерки интерпретируется Фроловым, исходя из особенностей визуального восприятия числа при счете: семь — пороговое число, воспринимаемое с колебаниями в пределах ±2 (1972). Эта оригинальная интерпретация выглядит убедительной, хотя и частичной: другие магические числа 3, 4, 12 — пасынки у этой теории. Снят историко-культурный контекст магического числа. Остается вне рассмотрения метафизическая идея семерки, данная в ее структуре. Представляется односторонней также интерпретация магии чисел как архаической математизации знаний. Можно нарисовать сходные картины в честь тройки или четверки. Например, Д’Артаньян — мушкетер per se, аннигилирующий трех законных.
50
Рассказывая о числе, ограничусь лишь некоторыми замечаниями из-за недостаточной разработанности этой темы.