Оказалось, что Марина — задушевная подруга Виолеты, а еще отличный экскурсовод для нашей компании. По крайней мере, в первое время, пока я ощущал себя бесприютным туристом, она была незаменима.
Я спросил, почему изменились наши планы, и молчание, пришедшее на смену беседе на хорватском языке, оказалось единственным ответом, который я тогда получил.
Водителю не хотелось вникать в подробности чужого разговора, он предпочитал знакомить нас с музыкой Далмации, прекрасного уголка земли, по которому мы путешествовали. Он поставил для нас диск с песнями клапы.[90] Я быстро погрузился в чудесные напевы, которые порой исполнялись только мужчинами, а порой мужские голоса в них сливались с женскими. Эта музыка обладала яркой индивидуальностью и имела самобытные корни, хотя мне удалось расслышать в ней отзвуки григорианских литургических песнопений и элементы хорватской музыки явно этнического происхождения.
Виолета прикоснулась к моему плечу, чтобы привлечь внимание — сидя впереди рядом с водителем, я не мог видеть ее лица, — и вполголоса произнесла:
И так же как в ракушке слышен шепот Глубоких морских течений, Так и в голосе человека слышен Глубокий секрет человечества.Примерно так можно объяснить, что такое клапа. Слова эти принадлежат поэту Юре Каштелану.
— А как вообще создается клапа?
— Рождается жизнью. Это сама жизнь или свидетельство о ней. А еще дело в далматинской песенной традиции. Клапы воспевают и великого, знаменитого человека, и безымянного, обыкновенного, всем понятного, мысли которого ограничены возможностями слова, — только в песне их и можно выразить. Как говорит Анте Мекинич, с которым я надеюсь тебя познакомить, песни клапы — как истории, истории о Далмации.
По тону, которым я разговаривал с Виолетой, водитель заметил мое воодушевление и остался очень доволен своей идеей порадовать нас песнями родной земли.
— Рамон, это только начало. С нынешнего дня ты будешь слышать эту музыку в любой день и час. Хорваты ею гордятся. Будет все: вино, песни, море, острова. Мы здорово повеселимся.
Я был счастлив путешествовать по побережью Адриатики, так похожему на мои края, такому родному. Я смотрел на виноградники и оливковые рощи, и у меня возникало ощущение, что я еду по Андалусии. Люди здесь были веселыми и жизнерадостными, а славянская кровь придавала им больше радушия, во многих случаях — больше открытости.
Я думал, что у Фламелей в Макарске есть собственный дом, однако таксист высадил нас возле гостиницы «Биоково», скромного обшарпанного дома без лифта, но с огромным обеденным залом, украшенным пластмассовыми цветами. Само олицетворение упадка и разорения подобных заведений в Восточной Европе. Персонал гостиницы отлично знал свое дело, нас приняли радушно и ласково и выделили нам две смежные комнаты с огромной супружеской кроватью в одной из них. Девушки пришли в восторг. Марина осталась дожидаться в баре гостиницы, дав нам возможность распаковать чемоданы.
— Виолета, мне казалось, что у вас свой дом в Макарске.
— Нет, наш дом на Хваре.
— А разве не ты говорила, что мы отправимся на остров Хвар?
— Да, но попозже. Николас и мама сейчас в Загребе, они рассчитывают, что мы несколько дней проведем там. А теперь Марина и ее друзья хотят угостить нас обедом.
Макарску посещает немало туристов. Здесь много пляжей, хотя вообще-то город является портовым центром. Его бухта окружена белыми горами с высокими, почти вертикальными, склонами.
Брела, Башка Вода, Братус, Башко Поле — маленькие приморские городки замечательной красоты льнут к берегу. Пока мы жили в Макарске, мы объездили их все. Мне доставило большое удовольствие открывать для себя эту страну, столь родственную по духу Испании. Жители здесь открыты и словоохотливы.
Распаковав багаж, мы спустились в бар, где нас дожидалась Марина. Рядом с ней сидел мужчина лет пятидесяти, с широкой улыбкой и обширными залысинами, который рассмеялся при виде нас. Девушки (первая — Джейн) кинулись его обнимать. Незнакомец тормошил моих подружек, а потом вдруг вытащил мешок с подарками. У девушек тоже оказались припасены для него перевязанные ленточками пакетики. Когда приветственная суматоха поутихла, все спохватились, что меня забыли представить.
— Рамон, познакомься, это Велько Барбьери, лучший писатель Хорватии, по крайней мере, если судить по спискам бестселлеров. Самый большой успех имела его история гастрономии, изложенная в повествовательной форме. Кроме нее он написал много книг, а еще он замечательно готовит.
Велько, приветливо посмотрев на меня, сказал на чистом испанском:
— Так значит, вот по кому мои девочки сходят с ума.
Эти слова застали меня врасплох, я не нашелся с ответом, а просто с улыбкой протянул руку. От рукопожатия Барбьери у меня хрустнули пальцы.
С этого момента Барбьери, замечательный человек, патриот своей родины, полевой командир сербской войны, стал считать меня своим парнем.
Барбьери, неравнодушный ко всему на свете, понимал толк в вине и застолье. Он всегда подогревал бутылки над камином, прежде чем их открыть, проникал на любую кухню и вмешивался в стряпню, прикасаясь к блюдам рукою мастера. Он был великолепным кулинаром, озабоченным тем, чтобы подарить желудкам счастье. Я бы назвал Барбьери алхимиком от гастрономии.
В тот вечер мы обедали в доме одного архитектора, владевшего роскошной виллой с видом на море в предместье Макарски. Нас потчевали всевозможными лакомствами с кухни и из сада; красные вина и черешневый ликер были превосходны. Несомненно, эта радушная бездетная чета умела завоевать расположение гостей через желудок. Столом распоряжалась племянница хозяев, принадлежавших к высшим слоям здешнего общества, о чем легко можно было догадаться по скатертям и столовым приборам, но в первую очередь — по изысканности угощения.
Племянницу звали Диана, она усердно ухаживала за мной: следила за тем, чтобы всегда хватало вина в бокале, с пугающим рвением меняла мои тарелки. Виолета и Джейн поглядывали на меня вполглаза, их очень забавляло мое растущее изумление. Время от времени к нам подходил Велько, требуя от меня отчета о качестве блюд. Не считая моих подруг, он был здесь единственным человеком, с которым я мог без труда общаться.
После обеда появился ансамбль клапы. Песни эти исходили из сердца, из душ этих людей — мечтателей и поэтов. Мурашки опьянения щекотали мои ноги, поднимаясь вверх, к вискам. Я улыбался, что-то выкрикивал: я был счастлив. Чем дольше звучала музыка, тем медленней и печальней становилась.
Обед закончился в пять часов, и мы перешли в соседнюю комнату с диванами и удобными креслами, расставленными у большого камина. Настало время сладкого, ликеров и потрясающего пения: в нем сосредоточилась душа хорватов, но корнями оно уходило в Далмацию. В Средние века далматинцы захватили все окружающие территории, и два народа навсегда слились — северяне и романцы, возможно, греческого происхождения.
Диана в любую минуту готова была мне услужить. Она уселась рядом и заговорила на вполне понятном английском, однако странная робость помешала мне ответить, и я не смог вымолвить ни слова.
У Дианы было идеально красивое лицо. Светло-зеленые глаза притягивали, как два магнита, невозможно было отвести от них взгляд. Она отличалась отличными формами: я не назвал бы эту девушку толстой, но ее бедра и бюст смотрелись весьма внушительно. Женщины подобного типа внушают трепет, из-за своей красоты выглядя совершенно недоступными.
Итак, я решил сохранять благоразумие, к тому же Виолета и Джейн издали посматривали на меня, и мне приходилось сдерживаться и следить за своим поведением. Что поделать, я снова заглядываюсь на других женщин. По крайней мере на эту, которая чем-то напомнила мне Карлотту.
Неожиданно я понял, что с тех пор, как мы приземлились в Хорватии, у нас ни разу не зашел разговор об алхимии, о бессмертии. Мы просто наслаждались радостями жизни, безнаказанно блаженствовали, как в раю. Никакого спартанского распорядка дня, никаких гастрономических ограничений. Мы брали от жизни все; это смахивало на римскую вакханалию, только без секса, и напоминало наши с Виолетой и Джейн южные пиршества, наши нескончаемые вылазки в загородные дома или на природу осенью и весной, когда поглощать еду и вино было так же естественно, как дышать, когда сама атмосфера была пропитана духом чревоугодия и бражничества. Здесь царствует бог Вакх, который всех насытит. И все тут!