оценок участников. Она действительно предоставляет некоторые критерии: часть
ожиданий подтверждается последующим ходом событий, тогда как остальные не
подтверждаются. Но сам процесс подтверждения оставляет желать лучшего:
невозможно с уверенностью сказать, ожидания ли отвечают последующему ходу
событий, или же последующие события подтверждают ожидания. Строгое
разделение умозаключений и событий, превалирующее в естественных науках,
здесь просто отсутствует. Мышление играет двоякую роль. С одной стороны,
участники стремятся понять ситуацию, в которой они участвуют; с другой стороны,
их понимание служит основой для принятия решений, которые влияют на ход
событий. Эти две роли интерферируют друг с другом. По отдельности ни одна из
них не может исполняться с тем же совершенством, как совместно. Если бы ход
событий не зависел от решений участников, понимание ситуации участниками
было бы равно пониманию событий ученым-естественником; и если бы участники
могли основываться в своих решениях на знании, хотя бы и временном, результаты
их деятельности имели бы больше шансов отвечать их намерениям. В
действительности же участники действуют на основе несовершенного понимания,
и ход событий несет на себе отпечаток этого несовершенства.
В более мягкой форме это отсутствие границы между предметом исследования и
актом мышления может иметь место и в области естественных наук. Самый
знаменитый пример относится к квантовой физике, где акт наблюдения
интерферирует с наблюдаемым явлением. Это привело к появлению принципа
неопределенности Гейзенберга, который, на самом деле, устанавливает границу для
получения ученым нового знания. Но в естественных науках проблема возникает
только на периферии, в то время как участник событий находится в самой
сердцевине своего мышления. Прежде всего, ученый преднамеренно старается не
интерферировать с наблюдаемым явлением, в то время как основная цель
участника событий состоит в том, чтобы преобразовать ситуацию, в которой он
участвует, в соответствии со своими интересами. И, что более важно, в квантовой
физике вмешательство в ход событий происходит лишь в результате акта
наблюдения, а не благодаря самой теории неопределенности, в то время как в
случае мыслящих участников событий, их собственные мысли составляют часть
того предмета, к которому они относятся. Позитивные достижения естественных
наук ограничены областью, в которой мышление и сами события эффективно
разделены. В том случае, когда участники событий — мыслящие, область эта
сжимается до нуля.
Проблема общественных наук
Теперь мы можем рассмотреть проблемы, возникающие в общественных науках. И
снова надо рассмотреть два различных вопроса. Один относится к предмету
наблюдения, другой — к наблюдателю.
Научный метод предназначен для исследования фактов; но, как мы уже видели,
события, в которых участвуют мыслящие участники, состоят не только из фактов.
Мышление участников играет казуальную роль; и в то же время оно не соотносится
с фактами по той простой причине, что оно не имеет к ним отношения. Участникам
приходится иметь дедо с ситуацией, которая сопряжена с принимаемыми ими
решениями; их мышление составляет неотъемлемую часть этой ситуации.
Независимо от того, считаем ли мы мышление участников фактом особого рода или
вообще не считаем фактом, оно вносит элемент неопределенности в предмет
исследования. В естественных науках этот элемент отсутствует. Как мы уже могли
видеть, существует некоторое сходство между неопределенностью, вносимой
мышлением участников, и принципом неопределенности Гейзенберга в квантовой
физике, но, как мы вскоре увидим, эта параллель — ложная.
Теперь перейдем к роли ученого наблюдателя: намного легче поддерживать
требуемое разделение между фактами и утверждениями, когда предмет
исследования не включает в себя никаких утверждений, наблюдений или
умозаключений.
Большинство дискуссий о недостатках общественных наук касаются в основном
второго вопроса. Широко используются выражения типа "пророчества, которые
неизбежно сбываются", "эксперименты, обреченные на провал", но обычно они
относятся к лжеученым. В то же время, ответственность за элемент
неопределенности (или недетерминированности), о котором я упоминал выше,
лежит на самовлиянии, присущем самой природе мышления участников. Трудности
научного наблюдения бледнеют перед проблемой неопределенности самого
предмета исследований. Неопределенность осталась бы даже и в том случае, если
бы все проблемы, связанные с наблюдателем, были разрешены, хотя проблемы
наблюдателя напрямую вытекают из неопределенности предмета исследования.
Таким образом, проблема общественных наук является не методологической, а
внутренне присущей самому предмету исследования. Преувеличение роли
научного наблюдателя может быть отнесено на счет ложной аналогии с принципом
неопределенности Гейзенберга. Я не эксперт в области квантовой физики, но, как я
понимаю, этот принцип утверждает, что масса и скорость квантовых частиц не
могут быть измерены одновременно, так как акт измерения интерферирует с
объектом, который подлежит измерению. В этом случае элемент неопределенности
вносится внешним наблюдателем. (Является ли поведение квантовых частиц
случайным по своей природе — уже отдельный вопрос.) Эта параллель с
общественными науками является неверной, поскольку в последнем случае
неопределеность (недетерминированность) вызывается самими участниками.
Аналогия эта была бы обоснованной только в том случае, если бы квантовые
частицы вели себя как мыслящие существа.
Я попытаюсь вернуть наше обсуждение в должное русло: сначала
неопределенность предмета исследования, затем — роль ученого.
Мысль о том, что существует фундаментальное различие в предмете исследования
между естественными и общественными науками, не является общепризнанной.
Напротив, Карл Поппер, который во всем остальном вызывает у меня восхищение,
выдвинул доктрину, названную им "доктриной единства науки"4; то есть,
утверждение о том, что одни и те же методы применимы как в естественных, так и
в общественных науках. Невзирая на то, что эта точк? зрения не стала
общепризнанной, она также не была и окончательно отвергнута. Я попытаюсь
сделать это сейчас.
Чтобы оценить проблему, создаваемую мыслящими участниками, необходимо
более внимательно рассмотреть, как функционирует научный метод. С этой целью я
обращаюсь к схематическому описанию научного метода, предложенному Карлом
Поппером и описываемому в научной терминологии как "дедуктивно-номологи-
ческая" модель, или модель "D-N". Как и всякая модель, она является упрощенной
и идеализированной версией более сложной реальности, но именно в силу того, что
она проста и элегантна, она прекрасно соответствует моим целям.
Модель построена на утверждениях трех типов: конкретные исходные условия,
конкретные конечные условия и универсально верные обобщения. Комбинируя
некоторый набор обобщений с известными исходными условиями, мы получаем
прогнозы; комбинируя этот набор с известными конечными условиями, мы
получаем объяснения; сопоставление известных исходных условий с известными
конечными условиями дает возможность подвергнуть тестированию
соответствующие обобщения. Как можно заметить, существует симметрия между
прогнозами и объяснениями; их можно логически поменять местами. С