Мы воспринимаем как должное то, что у живых организмов вывод веществ является выражением потребности избавляться от ядовитых отходов. Но почему некоторые регулярно выводимые из организма вещества, такие как столовая соль, должны быть ядовитыми? К тому же, чтобы избежать недостатка содержания этих веществ в организме, количество их должно пополняться наряду с выводом их из организма. Другие вещества, такие как гормоны, выводимые с мочой, совершенно не являются ядовитыми и даже извлекаются для терапевтического использования. И внутримышечные инъекции такой предположительно «токсичной» мочи успешно использовались для лечения аллергий, не говоря уже об очень широком использовании мочи для наружного применения и даже для приема внутрь в народной медицине. С другой стороны, несомненно, что задерживание мочи в кровеносной системе — смертельно опасно. Как мы должны понимать этот парадокс?
Возможно, чисто механистический химический подход к вопросу закрыл нам глаза на неявные функции вывода веществ. Мы полагали, что вывод веществ связан с токсичностью. Но, возможно, токсичность является результатом не-вывода, не-принесения жертвы, когда происходит сбой в программе избавления от чего-то такого, что от длительного пребывания в организме стало «токсичным».
Древние «ритуалы весны» обеспечивали жертвенное избавление от некоторых частей сообщества во имя исцеления целого. Греческий термин для обозначения такой священной жертвы — pharmakos, целитель. Кроме того, немецкий эпитет для обозначения Иисуса, коллективного козла отпущения, «агнца Божьего, который искупает грехи мира», Heiland, означает «целитель». Наши современные мирские «ритуалы» весеннего очищения, которые заключаются в том, чтобы избавиться от старого хлама, на первый взгляд практичные и гигиеничные, могут быть не чем иным, как рационализованным отголоском бывших торжественных весенних ритуалов.
С развитием эго по мере психологической и культурной эволюции очень быстро произошел переход от благодарственного религиозного соучастия к эгоистической эксплуатации живого космоса для исключительно собственных нужд (индивидуальных или коллективных). Таким образом, в более поздней практике, с развитием нежелания эго приносить себя в жертву, пленники, изгои или преступники, «отбросы» общества были избраны для замещения «pharmakos»,или целителя. Они стали козлами отпущения, которых надлежало приносить в жертву на благо общества.
Убийство не желающих этого жертв, ставших козлами отпущения, для уменьшения недовольства и бедствий продолжается и в наше время, как в политической, так и в частной сфере. Человеческие жертвы имеют место и в некоторых тайных культах (Патрик Тиерии, «Наивысший алтарь», NewYork, PenguinBooks, 1989).Человеческие жизни безжалостно приносятся в жертву личным амбициям политических лидеров. Жизнь Земли и человечества приносится в жертву экономической жадности и временному физическому комфорту. Однако среди нас до сих нор существуют другие упаднические деструктивные формы жертвенной динамики. Принесение в жертву детей Ваалу и аналогичным божествам (в иудейско-христианской традиции такая жертва была запрещена путем замещения Исаака, сына Авраама, овном) происходит в атавистических формах и в наши дни. В очень мягкой форме это выражается обрядом обрезания в иудаизме и исламе. Более жесткие формы сохранились в обрядах инициации у народов Африки и Тихоокеанских островов, которые заключаются в нанесении увечий гениталиям молодых мужчин и женщин.
В современном «цивилизованном» обществе нередки случаи жестокого обращения с детьми, в том числе и случаи насилия сексуального характера, сюда же относится и скрытое насилие в виде жестокой дисциплины или репрессивного религиозного обучения. Будучи подобными инстинктивном)' стремлению некоторых животных истребить или пожрать свое потомство, эти тенденции являются выражениями имеющей отношение к смерти транспсрсопальпой силы, которая противостоит пульсации жизни и стремлению эго сделать жизнь неизменной. На бессознательном уровне эго идентифицирует себя с этим «божеством смерти», им овладевает сила смерти, эго начинает использовать разрушение для удовлетворения своих собственных устремлений к власти и садистских желаний. Все это лежит в основе преступной упаднической дегенерации архетипной жертвенной динамики, это — тень зла, возникшая в результате развития эго, которая стремится идентифицировать себя с самосохранением за счет эксплуатации окружающих и природы.
Итак, существует значительная разница между смиренным и благодарственным принятием самопожертвования других, неважно, добровольное оно или это событие в цепочке других жизненных событий, и эксплуататорской манипуляцией, приносящей в жертву других во имя чьей-то личной выгоды. В почтительном принятии жертвы мы помним, что тоже должны предложить жизни что-то от себя взамен. Эксплуататорская манипуляция, или разрушение окружающих и природы для чьей-то личной выгоды, не учитывающая потребности более крупной группы или организма, лишена готовности к самопожертвованию и трансформации, как части в рамках творческого процесса. Она содержит в себе соблазн «поиграть в Бога», распоряжаясь жизнью и судьбой других для удовлетворения собственных потребностей. Такая гордость в конце концов порождает компенсирующие трансперсональные разрушительные реакции, «ярость богов», описанную в главе 6. В сказке братьев Гримм (глава 7), пытаясь манипулировать силой Смерти для получения личной выгоды, врач, крестник Смерти, приводит в движение негативную ответную реакцию. Намеренная манипуляция жертвенной динамикой активирует «терапевтический побочный эффект», «жертвенную утрату» или «пагубную» силу, которая упоминается в индуистской традиции. Это сила, которая противостоит предумышленным намерениям получать и манипулировать, вместо того чтобы сдаваться и открывать себя течению Великого (Гейно Гертс, «Сказка и жертва», Bonn, Н. Bouvier& Co., 1967, с. 33).
В экологически сбалансированных системах принесение себя в жертву, частично или целиком, в обмен на получение дара от жертв других (жизнь минералов, растений, животных) служит нуждам взаимного питания и исцеления. Они являются выражениями целостного поля единого организма, в рамках которого мы являемся частями и клетками, взаимно поддерживающими друг друга и содержащимися друг в друге. Однако, когда человеческое эго, жадность и власть эксплуатации переходят через границы коллективных организменных нужд и «выливаются в необоснованное присвоение отдельной власти» (см. главу 6), взаимно дополняющая поддержка заменяется разрушительным насилием.
Поскольку благоговение и самоотверженность заменяются эксплуатацией, баланс организма нарушается. Непочтительное деструктивное использование живой души просто ради поддержания чьих-то личных интересов порождает противодействующую деструктивную динамику в содержащем их поле. Негодование, злость или ненависть поднимаются в объекте. Потенциал выздоровления превращается в потенциал болезни. Деструктивная патология сохраняется навсегда. То, что могло исцелять, теперь наносит раны. Шаман эскимосов говорит об этом так.
Величайшая опасность жизни состоит в том, что вся еда, которую потребляет человек, состоит целиком из душ. Все создания, которых мы должны убивать, чтобы есть, делать одежду, имеют души, как и мы. Души не погибают с телом, поэтому должны быть умиротворены и получить подарки за то, что мы забрали их тела (Инуд Расмуссен,«Интеллектуальная культура эскимосов», 1929, процитировано в книге Ричарта Гроссиндмера «Экология и сознание», Berkeley, NorthAtlanticBooks, 1992, с. 15).
Наше обсуждение приводит к необходимости оценить это высказывание в совершенно новом свете.
Наоборот, можно намеренно подойти к уступке или капитуляции, не для противостояния обстоятельствам жизни, чтобы избежать воздействия чьих-то усилий, а по истинному позыву «Я» и в соответствии с глубинными сознательными намерениями и стремлениями. Это пробуждает благоприятную, даже защитную и поддерживающую динамику в окружающем поле — также от партнера или партнеров, например, в церемонии подчинения среди животных, как описано К. Лоренцом (Конрад Лоренц, «Агрессия», NewYork, Наг- courtBrace, 1966). Здесь нужно провести различие. Уступка и капитуляция из-за слабости, вялости или инертности не является жертвой. Она является психологически разрушительной и не влечет за собой трансперсональной поддержки. Отличить инертность эго и потворство своим слабостям от зова «Я» может быть трудно и иногда мучительно. Однако истинную жертву можно часто распознать по присущему ей внутреннему конфликту'. Этот конфликт обычно проявляется перед лицом противостоящих позывов к самозащите, сопротивления эго и тревожности.