И всё же было кое-что важнее. Семья. Мередар. Они должны узнать эти тайны. Официальное письмо отцу Дея уже составила, сестре тоже, но брату надо было написать не просто любезности, но зашифровать между строк то, что действительно важно. Он поймет. Сумеет решить, о чем следует доложить отцу, а о чем нет.
И еще кое-что. Они все ошибались, призывая Дею присмотреться к Кэлу: он вряд ли мечтал о троне и был правда верен брату. Дея видела, с какой готовностью он явился на зов, как на его лице отражалось беспокойство. Заметила, и как сам Эйдарис сразу расслабился рядом с братом.
Они были привязаны друг к другу, а вовсе не соперничали.
Вздохнув, Дея разожгла поярче потухший было фонарик, обмакнула перо в чернила. Она напишет Дэнару всё, как оно есть, а он передаст отцу. Использует шифр, так что никто из тех, кто просматривает ее почту, ни о чем не догадается.
Появление халагардских послов стало неожиданностью.
Сначала они прислали Вестника, как полагается, но прибытие самих послов ожидалось на следующий же день — и они пришли на рассвете, солнце не успело подняться даже на высоту копья.
«Мы хотим обсудить политику наших государств», значилось в письме. Эйдарис не имел ни малейшего представления, что это значит. Как предположили в Совете, либо Халагард попытается заключить взаимовыгодный мир, либо предложит ультиматум. И то, и другое было глупо: для одного они слишком ярко демонстрировали силу, а для другого этих сил не хватит.
Поэтому ничего не оставалось кроме как принять послов и послушать, что они будут говорить.
Согласно этикету, в первый день посланники приводили себя в порядок после долгой дороги, на вечер назначали пышный ужин, а делами начинали заниматься со следующего дня. Эйдариса это устраивало, хотя он не мог сдержать беспокойство и до ужина пришел к Кэлу. Который хоть и успел одеться, но, конечно же, еще не был готов.
— Прибыл один из их принцев, — заявил Эйдарис, вышагивая по комнате Кэла.
Слуги уже зажгли фонарики, хотя через окна еще проникал сизый свет сумерек. Кэл вырядился в темный мундир с темными же драконьими крыльями на груди, но теперь стоял перед зеркалом и никак не мог приладить алую ленту. Она обозначала принадлежность к королевской семье и шла поперек груди, но то норовила лечь не так, то заворачивалась. Кэл раздражался и снова ее вертел.
— И что? — спросил он, не поворачиваясь. — Мы даже не знаем, сколько там этих принцев. Может, Халагард тоже не считает. Одним больше, одним меньше.
— Они чтят королевскую семью. И это прибавляет послам вес.
Кэл прошипел какие-то ругательства, когда лента снова завернулась, и Эйдарис не выдержал. Решительно подошел, развернул брата и приладил ленту на груди. Кэл закатил глаза, но возражать не стал. Как будто он не второй человек в империи, а по-прежнему мальчишка, которому старший брат и в детстве помогал справляться с парадными одеждами.
Руки Эйдариса замерли, только когда разглаживали ленту на боку Кэла. Рана его уже не беспокоила, а шрамов на теле Кэла и без того предостаточно. Но это всё волновало Эйдариса.
Он оставил в покое ленту, точно такую, как шла поперек его собственной груди. Эйдарис тихо сказал:
— Я не хочу, чтобы из-за меня умирали другие.
— Ты император, Эйд. Из-за тебя всегда будут умирать другие. Но ты можешь принять на себя эту ответственность. Поэтому ты — хороший император.
— Ты пошел за мной к Халагарду. Ты выполнял мой приказ. И ты был ранен.
Кэл улыбнулся:
— Позволь мне быть хорошей Волей императора.
Дея еще не успела увидеть настоящих приемов в императорском замке и полагала, они должны быть пышными. Вечер праздника встречи с халагардскими послами уж наверняка.
В родном Мередаре всё украшали лентами, даже рога священных яков, доставали яркие нарядные платья, а на прически зачастую тратили часы. Лисса сама придирчиво выбрала наряд из привезенного гардероба Деи, заявив:
— Оно должно быть мередарским, а не местным!
Как подумала Дея, чтобы показать халагардским послам, кто она, и на каких условиях при дворе. Благородная пленница и заложница. Демонстрация того, что Мередар покорился.
Дея не была против традиционных одежд, но быть покорным трофеем не желала. Поэтому к синему платью с вышитыми звездами надела пояс, на кончиках которого болтались коготки горных кошек, а сам он был обильно украшен костью. Из нее же она выбрала украшения и заколку в волосы.
У Мередара тоже есть клыки и когти.
Дея думала, ее наряд слишком скромен, но оказалась, в Эльрионской империи не были в почете пышны праздники.
Большой зал украшали многочисленные знамена, развешанные по стенам. Все покоренные провинции и части Эльрионской империи. Столы были поставлены вдоль стен, открывая пространство в центре, а единственным украшением зала служили пышные цветы в вазах. Видимо, из дворцовых оранжерей. Вот они были ярко-красными, будто брызги крови на темном полотне империи.
Наряды собравшихся тоже не блистали яркими красками: редкие охряные росчерки на фоне черного, густо-синего, мшисто-зеленого и коричневых оттенков леса. Мужчины, в основном, в мундирах, женщины в платьях, похожих друг на друга — видимо, модный нынче крой.
Даже Лисса в этот вечер не особенно выделялась: она предпочла оттенки заката, но не такие легкие ткани, как обычно. А вот Эйдарис и Кэл были в тех же мундирах, что и обычно, только поперек груди шла алая лента, знак королевской крови. У Лиссы была такая же, но на ее платье она терялась.
Сначала Дея даже разочаровалась: и это праздник великой империи? Потом поняла, что эльры просто не любят роскошь. Не видят смысла ее показывать, а яркие краски особо не жалуют. Но в то же время даже такое количество свежесрезанных цветов говорило о пышных оранжереях — содержать их не так просто и дешево. Ужин был обильным, много мяса, что для такого количества гостей очень дорого. Да и сама посуда небрежно говорила о многом: тонкое фесарийское стекло, каждая тарелка была произведением искусства, а узор по каемке из листьев и птиц никогда не повторялся.
Ткани мундиров и платьев были дорогими и добротными, украшения неброскими, но ценными. Дея заметила, как на пальце Кэла сверкнул перстень, который означал его должность андора, Воли императора, в ухе у него красовалась тонкая серьга-цепочка, которая тоже обозначала статус.
Что касается Эйдариса, то сначала казалось, будто мундир небрежен, и у воротника торчит подкладка. Только это было задумкой: ярко-алый цвет у шеи напоминал о королевской крови. А для надежности еще и у шеи была прикреплена драконья серебряная брошь. Алая лента как раз шла из нее, будто из лап дракона.
И корона. На темных волосах Эйдариса красовалась корона, которой Дея еще ни разу не видела. Будто бы сплетение когтей и шипов, но — к великому удивлению Деи — украшенная живыми цветами.
Халагардские послы не особенно привлекали внимание. Они сидели рядом с императором, но оделись неброско, смотрели спокойно и уверенно. Только в одеждах у них было гораздо больше светлых тонов, а на руке у некоторых Дея заметила тонкие серебряные цепочки. Как и у молодого мужчины, который сидел ближе всего к Эйдарису: видимо, глава посольства. Темные волосы, короткая густая борода, которая скрывала выражение лица.
Ужин показался Дее скучным.
Рядом с ней сидел бойкий аристократ, который с большим опытом вел непринужденную светскую беседу, от которой начинала болеть голова. Зато он рассказывал о том, что за блюда приносят, советовал, что попробовать, а порой шепотом рассказывал байки о присутствующих дворянах, которых Дея не знала.
Если судить по ним, большая часть времени в императорском дворце была достаточно скучной, так что все с удовольствием интриговали за должности, изменяли с чужими мужьями и заводили любовниц.