- Ах, до чего же красиво вы сделали эти бутерброды! - замечает другой.
- Да это же не бутерброды, а картинки!
- Смотри, смотри, рыбка-то свернута колечком, а семга сделана как цветок, с листочками из соленых огурчиков!
- Браво, браво, Софочка, ты, оказывается, большая мастерица! Ей-право, не зря называешься молодкой! Такую молодку редко встретишь!
- Ах, нет, нет! Что вы, что вы! - оправдывается Беба. - Я не принимала никакого участия в этом деле! Если кто-нибудь заслуживает похвалы за закуски, так это моя подруга Пена, которую вы видите перед собой! Между прочим, представляю вам ее без всяких дальнейших формальностей!
- Очень приятно, очень приятно! - слышатся голоса со всех сторон.
- Ах, что ты, Софочка, зачем ты так говоришь? Ты все сама приготовила, а я только помогала! - скромничает золотоволосая девушка в платье цвета резеды и краснеет от вполне понятного удовольствия.
- Да вот вы только что начали было рассказывать о президенте Соединенных Штатов Рузвельте, - обращается к Власаки Топлийскому пожилой господин в очках, держа в руке бутерброд с тонкой, как пиявка, рыбешкой. - Вы правы, гениальный человек этот самый Рузвельт! Если бы не он, то сегодня японцы, не моргнув глазом, проглотили бы Америку, - торопливо заключает очкастый господин и сам проглатывает, как некую маленькую Америку, соблазнительный бутерброд.
Таким образом, вновь принесенные закуски внезапно преображают все общество и развязывают языки всем. Даже знаменитый Бриа Саварен, автор "Физиологии вкуса", позавидовал бы необыкновенному аппетиту нашей свадебной компании и написал бы какое-нибудь новое сочинение из области гастрономии, если бы только мог встать из могилы и увидеть это почти сладострастное выражение на лицах гостей, со смеженными глазами поглощающих каждый кусочек. Не было больше молчания, не было нервного истребления спичек. Черт возьми, кажется, что человеческий мозг находится не в голове, а в желудке!
Неисчерпаемый источник вдохновения - это удовлетворенное человеческое чревоугодие. Каких только прекрасных мыслей не пробуждает кусок индейки, или бутерброд с зернистой икрой, или кусочек какой-нибудь деликатесной колбасы. Веселые чревоугодники с увлечением едят, беседуя на всевозможные темы. Дядя Димитр рассказывает, как он когда-то познакомился с одним турком, который впоследствии оказался не турком, а самым обыкновеннейшим мошенником болгарином из национально-либеральной партии; другой господин, ветеринарный врач, держит патетическую речь о душевном состоянии стельной коровы и об интеллигентности ишаков; агроном в свою очередь говорит об универсальных свойствах сои, из которой производятся самые разнообразные продукты и предметы до музыкальных инструментов включительно; толстенький господин положительно утверждает, что существует загробная жизнь и что он сам своими глазами видел душу своей покойной супруги, которая явилась к нему однажды ночью и умоляла не забыть помянуть ее кутьей в поминальную субботу. Не менее словоохотливы и остальные сотрапезники. Разговорился и генерал, и Власаки Топлийский, говорит и старый учитель, говорят и женщины, разговорились все - просто голова идет кругом от разговоров. А Буби, исполняющий роль виночерпия, все время приносит откуда-то вино в фарфоровом кувшине, добросовестно обходит стол и наполняет порожние стаканы.
- А не желает ли кто-нибудь спеть? - замечает вдруг отец Бебы, и писклявый его голосок неожиданно обрывает разговоры.
- Правильно, разве может быть свадьба без песен? - подхватывает другой, и все присутствующие начинают подозрительно переглядываться.
- Пепа, Пепа споет что-нибудь! - радостно заявляет Беба, бросается к своей подруге и ободрительно обнимает ее.
- Ах, Софочка, не ожидала я этого от тебя! - сердится золотоволосая девушка и стыдливо прячется за широкой спиной агронома.
- Умоляю тебя, Пепа! - настаивает Беба. - Доставь мне это удовольствие!
- Ах, барышня, ради удовольствия молодой никто никогда не отказывается! Таков уж обычай! - назидательно говорит дядя Димитр.
- Да где уж мне петь, какая из меня певица!
- Не слушайте, у нее чудесный голос! На последнем курсе консерватории учится! - поясняет Беба.
Атташе, давно уже бросающий жадные взгляды на живой бутерброд в платье цвета резеды, поднимается с места и грациозно подходит к застенчивой девице.
- Барышня Пепа! - произносит с торжественным поклоном будущий дипломат. - От имени всей компании коленопреклоненно прошу вас спеть какую-нибудь песню!
- Но какую песню?.. Сразу как-то ничего не приходит на ум, - смущенно лепечет золотоволосая девушка, поколебленная в своем упорстве восхитительными манерами галантного кавалера.
- Это мы предоставляем вам! - говорит атташе, дугообразно изгибаясь, и предлагает свою руку певице, чтобы подвести ее к пианино в комнате напротив.
- Боже мой, вы убедитесь, что я не умею петь! - кокетничает Пепа и берет под руку своего кавалера.
Все общество застывает в учтивом ожидании музыкального номера. Атташе поднимает крышку ветхого пианино, от пожелтевших клавишей которого веет чем-то чахоточным, Пепа садится на круглый стул и, взяв несколько бравурных аккордов, обращается к своему импрессарио и доверительно шепчет ему, что будет исполнять.
- Прошу внимания! Барышня Пепа споет предсмертную арию Виолетты из оперы "Травиата"! - объявляет импрессарио.
После этого серьезного предупреждения девушка в платье цвета резеды также становится очень серьезной, отсчитывает по клавишам три-четыре однообразных такта, а затем смело поднимает свою красивую головку и запевает арию с таким неожиданным лиризмом, что по телу всех пробегают холодные мурашки. Бесконечно печальный голос певицы медленно несется в напряженной тишине просторной квартиры, вызывая невольное томление в сердцах слушателей, и театрально замирает. При этом лицо Пепы принимает какое-то сверхтрагическое выражение, как будто сама она готова отдать свою жизнь за честь и славу оперного искусства, но это, конечно, только неизбежная мимика, необходимая для того, чтобы дать представление, как выглядела Виолетта в свой предсмертный час. Не имеет никакого значения, что аккомпанемент ровен и упрощен, без диезов и бемолей, - важно то, что исполнительница достигает желанного эффекта скромными средствами импровизации и оставляет у публики тягостное впечатление чего-то поистине невозвратного.
- Браво! Браво! Чудесный голос! - разносятся одобрительные восклицания в зеленой гостиной, когда певица заканчивает свой номер под покровительственное рукоплескание своего щедрого кавалера.
- "Травиата" написана Моцартом, не правда ли? - простодушно спрашивает дядя Димитр, но ветеринарный врач презрительно ухмыляется его простоте и сообщает нарочито громко, чтобы его слышали все:
- Немного ошибаетесь! "Травиата" написана не Моцартом, а Верди!
- И правда, а я все путаю с "Севильским цирюльником"! поправляется тут же симпатичный простак, не чувствуя ни малейшей обиды от язвительного замечания своего соседа.
- То, что вы только что спели, барышня, было очень хорошо, но, по правде вам сказать, попахивает европейщиной. А ну-те, спойте: "Поворкуй мне, горлинка, поворкуй!", в усладу сердцам нашим! - говорит загадочный и никому не известный господин с большой и круглой, как тыква, головой и длинными растрепанными усами, похожий на уездного начальника времен Стамболова.
- Да, да, "Поворкуй мне, горлинка, поворкуй!" - живо откликнулись и некоторые другие из гостей, любителей популярной музыки.
Ободренная своим удачным дебютом, Пепа не стала ждать вторичного приглашения. Она повернулась на круглом стульчике, с силой ударила по клавишам и запела задорно и весело:
По-воркуй мне, го-о-р-лин-ка, по-во-ор-куй!..
Загадочный господин раскинулся на стуле, облегченно отрыгнул, потом вынул из кармана розовую расческу и, пока девушка пела, блаженно расчесывал свои лохматые усы, которые трещали и брызгали искрами, как электрофор. Если бы кто-нибудь посмотрел на него со стороны, то несомненно принял бы его за одного из родителей молодоженов или по меньшей мере за посаженого отца, настолько непринужденно он держался и настолько победоносной была улыбка на его широком лице. Несколько раз полковник запаса хмуро скрещивал свой взгляд со взглядом этого незнакомого гостя и пытался установить его сомнительную личность, но его всякий раз отвлекали-то генерал своими разговорами, то еще кто-нибудь из присутствующих, и загадочный господин оставался все так же завуалированным и неразгаданным, как сфинкс. В конце концов, разумеется, само провидение пришло на помощь - и его милость сама себя демаскировала. И вот как это произошло.