И вдруг Палач прыгнул к Отцу и страшным ударом кулака впечатал его в стену. Отец упал, а Палач подобрал с виду мертвого черного котенка и свернул ему шею. Вор кинулся к Отцу — он чувствовал, что без него вырваться отсюда не получится. Палач неуверенно посмотрел по сторонам, затем глянул на свои руки и неожиданно поднял их до уровня головы и резким, отточенным движением свернул себе шею.
Отец выдохнул и приподнялся.
— Мудрец! Быстрее! Жених, помогай!
Жених встал перед девчонкой, затем отступил на шаг, зовя ее за собой. Она шагнула, он отступил, и еще раз, и еще. И каждый шаг делал ее все старше и старше, и вот она уже угловатый подросток, который постепенно округляется, раздаются бедра…
— Нет! — заорал Вор. — Не так сильно!
Жених перестал отступать, прыгнул к девушке, оперся о ее плечи, перемахнул сверху и вцепился в Мудреца. Через мгновение встал, его светлые одежды обагрились кровью.
— Уходим! — крикнул Отец.
Вор шел первым, за ним Жених с девчонкой, замыкал Отец. Тьма сгустилась вокруг, вороний грай, морось дождя, покосившиеся кресты.
— Туда, — указал Вор. Он не был уверен, но знал откуда-то, что стоять нельзя.
А потом он побежал, уже зная, что движется не туда. По пути почувствовал, куда надо, свернул, впереди показался остов старой церкви, вросшей в землю почти по крышу. Вор взобрался наверх, вскарабкался по гнилой черепице, зацепился за крест и обернулся.
Подал руку Жениху, затем девчонке — и едва не выпустил ее, настолько она оказалась горячей, сухой, чистой в этом сумрачном и промозглом месте.
— Я на крест не полезу, — сварливо заявил Отец.
А потом сверху опустилась рука Жениха, выдернула Отца, Вор прыгнул вверх, отталкиваясь от перекладин, и в следующее мгновение…
…оказался на кровати.
— Очнулся! — Крикнул кто-то. — Зовите его светлость!
«Не зовите никого!» — хотел крикнуть Шари, но не смог.
Вошел человек в черном камзоле. Лицо человека казалось смутно знакомым… Регент!
— Не вставай, — уверенным тоном сказал герцог Ватрасс, королевский регент, блюститель трона его величества, короля Бахтыара Третьего. — Кто предал?
— Е… оиаю…
— Что тут не понятного? — поинтересовался регент. — Ритуал начинали впятером, результатом должна была стать моя дочь, восемнадцати лет. В итоге вернулись втроем, причем двое тяжело ранены, а третий обезвожен и крайне утомлен, а вместо дочери нечто. И это нечто не хочет со мной разговаривать, а хочет вскрыть себе вены. Кто-то ошибся. Ошибка в делах такого уровня — предательство. За предательство — смерть.
И тут на Шари нахлынуло. Вспомнились погост, крепость арапчи, хищная кошка, распавшаяся на котят…
— Ху… Хуёжни… Художника занесло… Он должен был смотреть… Чтобы похожа… А он начал… Улучшать… Я крикнул… Граф убил… Художник ранил… Девчонка не успела вырасти…
— Спи, — Шари показалось, что в голосе регента мелькнуло что-то похожее на сочувствие.
В следующий раз он очнулся в темноте. Рядом кто-то был.
— Если хочешь убить меня — самое время, — сказал арапча.
— Да как-то перегорел… — просипел Шари. — Может, позже…
— Позже не получится. Я умираю. Раны, нанесенные в том мире, в этом почти не заживают, а меня там считай что убили. Ладно, выздоравливай.
— Стой!
Шари вдруг понял, что сейчас этот человек уйдет — и все. Больше они не увидятся.
— Что это было? За что Палач убил тебя? Почему убил себя?
— Короткого ответа нет, — сказал алхимик.
— Дай длинный… — просипел Шари.
— Мне легко было взять роль Отца. Потому что в квадре была не только дочь регента, но и моя дочь. Талантливая художница, знаток нескольких языков, она незадолго до тех событий овдовела и очень страдала, мечтая отомстить вам любой ценой. У нас есть… Были специальные люди, вербовщики. Они могут уговорить кого угодно на что угодно… Стадии взросления и угасания подразумевают движение, и это движение можно развернуть куда угодно… Вербовщики разыскивали воинов, которые бы стали основной для квадр-однодневок, и они нашли основу для самой лучшей, самой великой квадры… Я узнал слишком поздно, когда ничего нельзя было изменить. Последним словом моей дочери была просьба ко всем нам — падишаху, шахам, визирям, алхимикам… Она попросила, чтобы когда это все закончится, мы обязательно убили ее. Разыскали и убили. И когда война кончилась, и я узнал, что ее поймали, я понял, что ее будут держать взаперти вечно. Она будет страдать. Регент будет страдать. Дочь регента будет страдать внутри квадры… Но главное — моя Аиша будет бесконечно страдать, и никто не выполнит ее просьбы, последней просьбы перед тем, как мы завели ее с четырьмя другими девчонками в перегонный куб… Я мог спастись. У меня есть связи, друзья… Есть другие дороги, открытые не всем. Но я не смог уйти. Не захотел. Я должен был исполнить просьбу дочери. И я пришел сюда, к регенту, и предложил ему извлечь из квадры его дочь.