В этой связи не могу умолчать об одном случае в самом начале моей практики задержки дыхания, который произвел на меня тогда неизгладимое впечатление.
Дело было на даче. Прошло всего два-три месяца с начала моей практики, и эффект спонтанной остановки дыхания во сне мне еще не был известен. (Он проявился примерно через полгода от начала практики.) Была ночь и я мирно спал. Не знаю, приснилось ли мне что-нибудь, или просто мой сон был не крепок, но неожиданно я проснулся от осознания того факта, что не дышу. То есть дышать я перестал во сне, и, видимо, сразу проснулся. Из-за того, что до этого ничего подобного на моей памяти не случалось, меня разобрало любопытство. Почему я не дышу? — стал думать я. При этом я был уверен, что перестал дышать буквально несколько секунд назад, так как никакого дискомфорта и вообще никаких ощущений, хорошо мне известных по моей практике, я не испытывал. Пожалуй, этот факт и послужил основанием для решения воздержаться от дыхания и подождать, что же будет дальше. А вдруг практика уже дала результат? — проскочила в голове немудреная мысль.
— Это надо проверить!
И — странное дело! — я продолжал не дышать, не испытывая при этом никаких особенных затруднений. Вернее, затруднения были, но весьма специфические.
Возможно, по той причине, что с момента пробуждения я ни разу не шевельнулся, во всем моем теле ощущалась какая-то приятная (поначалу) тяжесть и онемение. Оно было, как говорят в подобных случаях, как бы налито свинцом. Постепенно во всем теле начал усиливаться какой-то странный зуд, а в голове слегка зазвенело. Тут уж я окончательно уверился в том, что вдыхать никак нельзя. К тому времени у меня уже была пара-тройка опытов выхода из тела во время “медитаций”, так что поначалу я не боялся. Зуд и звон продолжали усиливаться. Но это было еще ничего. Однако, через некоторое время мои ощущения стали таковы, что мною начал овладевать ужас. Звон затих. Наступило что-то вроде мертвой тишины. Зуд же, предварительно наполнив все тело каким-то крайне неприятным ощущением, как бы стянулся в область грудной клетки, и — такое у меня было впечатление — охватив сердце, начал сдавливать его как бы тисками. В целом же я чувствовал себя так, как должен, по идее, чувствовать себя человек, на которого положили как минимум железобетонную плиту.
Если продолжать пользоваться штампами, скажу так: страх парализовал все мое существо. Я понимал, что это конец. Было ясно, что на меня давит тяжесть уже космического масштаба. Это был кошмар в полном смысле этого слова.
Не знаю, смог ли бы я вообще вдохнуть в тот момент, если бы попытался это сделать. Но — и я до сих пор поражаюсь этому, — что-то во мне приняло решение “идти до конца”.
Возможно, сказался глубоко внедрившийся в сознание Евангельский принцип “претерпевший же до конца, тот спасен будет”. А может быть, привычное понимание того, что для обретения Жизни надо пройти через Смерть. В любом случае, думать я в тот момент был не в состоянии. Видимо, сработала многолетняя “моральная подготовка”.
И, “стиснув зубы”, я продолжал терпеть. Вернее, я ничего не стискивал, потому что и так был стиснут до такой степени, какую ни один живой человек вообразить себе, наверное, не в состоянии. В буквальном смысле можно было ощутить, что мои размеры под этим давлением уменьшились до величины небольшого апельсина. А может — и еще меньше.
И наконец наступил момент, когда мое тело больше не могло выдерживать этого чудовищного давления. Дышать оно, видимо, тоже было уже не в состоянии. Видимо, тут и ему стало ясно, что это — конец. И оно сделало неимоверный рывок. По всей видимости, такой рывок в состоянии совершить только тот, кто находится на волосок от гибели. Я рванулся всем своим существом. Целиком весь. Одновременно.
Тут надо сказать, что я лежал на правом боку. И этот потрясающей силы скачок в какую-то сотую долю секунды перевел меня в вертикальное положение. Я оказался сидящим на корточках на краю кровати, причем лицом в сторону комнаты, тогда как лежал я лицом в другую сторону — к стене. Нет нужды говорить, что такой скачок был невозможным хотя бы в силу его фантастической быстроты. Он был мгновенным. Но все, происходившее до этого, тоже трудно назвать обычным.
Я стал оглядываться по сторонам. В комнате все было как всегда, разве что несколько светлее, чем обычно по ночам. Светает — отметил я где-то очень глубоко. Воздух издавал какое-то еле заметное мерцание, но я не придал этому значения. Скорее всего — просто не успел.