— Она ненавидит меня. Я ничего не могу с этим поделать.
— Она не ненавидит тебя. Вы, ребята, дополняете друг друга, в конечном счёте. Вы всегда так делаете. Так или иначе, я не думаю, что она всерьёз говорила о Брайане. Она справится с этим.
Я слышу след грусти в её голосе.
— Может быть. Но на этой неделе она понимала, что делает, — указываю я.
Лейла качает головой, отбрасывая волосы назад, демонстрируя свои серёжки из перьев и миниатюрных костяных ключей. Я вспоминаю перезвон ветра на крыльце Морганов и удивляюсь: это ещё одно творение Кайли?
— Слушай, если ты чувствуешь себя так паршиво, ты всегда можешь расфрендить её на Фейсбуке. Я всегда уважала твои желания и понимаю, почему ты не хочешь, чтобы твои друзья назначали свидания твоему брату. Я бы сделала так же. Слишком сложно.
Я не избавляюсь от беспокойства при её упоминании о Брайане.
Шарлотта снова пробирается в мою голову: как она зачастую тайком смотрит на Себастьяна, как они ловят улыбки друг друга, когда думают, что никто их не видит.
— Ты знаешь, возможно, я ошибалась на этот счёт.
— Нет, нет. Всё хорошо, Кайли. Не нужно отступать сейчас.
Она улыбается, но в глаза мне не смотрит.
— Я не... Я не могу контролировать всех. И я прошу прощения, если ты чувствуешь это. — Я никогда не стану такой, как Кир, не стану пытаться контролировать людей, твердя им, что чувствовать и как действовать, и наказывать их при неповиновении. Лейла поднимает голову.
— Серьёзно, ты в порядке? Кажется, что-то... не так.
Я заставляю себя смеяться.
— Всё замечательно. Всё та же старая я!
Она допивает свой напиток, смотря неубеждённым взглядом. У неё остаются пенистые усы от чая, и я говорю ей об этом; она лезет в сумку за зеркалом и, посмотрев в него, долго смеётся.
— Ты не можешь взять меня с собой в таком виде! Я скоро вернусь, — говорит она, двигаясь в уборную.
Я смотрю в окно, погруженная в свои мысли, когда парень приближается к нашему столу. Он старше, возможно, ему за двадцать, у него чёрные волосы и кольцо в носу.
— Привет, Кайли, — говорит он.
Я сужаю глаза. Он слишком взрослый для средней школы и от него пахнет кожей, сигаретами и пивом. Интересно, откуда она знает его?
— Хай, — говорю я нерешительно.
— Давно не видел тебя в округе в последнее время. Думал, ты выйдешь в субботу, — он пристально смотрит на меня и не совсем дружелюбно. И это мне не нравится.
— Я была очень занята, — говорю я сухо. Я хочу уйти.
Краем глаза я вижу, что Лейла выходит из уборной.
— Итак, я должна вернуться к своей учёбе, — говорю я.
Он следит за моим взглядом и кивает.
— Я понял. Ну, надеюсь, ты придёшь в клуб в ближайшее время. Я скучаю по танцам с тобой, — он подмигивает мне и уходит. Моя кожа сползает.
— Кто это был? — спрашивает Лейла с любопытством, откинувшись в кресле.
— Без понятия, — отвечаю я честно. — Пойдём отсюда.
Как только мы спускаемся по улице Телеграф, она берёт мою руку в свою.
— Я так рада, что мы смогли поболтать сегодня, — я удивлена внезапной физической близостью, но расслабляюсь в ней. Я знаю, что это не моя жизнь, но я так одинока и хочу быть искренней с Лейлой. Она добрая и любит своих друзей.
— Я тоже, — говорю я.
Глава 18
На следующее утро у Брайана ранняя тренировка, поэтому в машине только я и Ной. Я сижу на переднем сидении и чувствую себя неловко, смотря прямо вперёд и не зная, куда подевать свои руки. Ной притих, под глазами у него тёмные круги. Он не включает музыку, а я не знаю, сердится ли он или просто забыл; когда мы подъезжаем к школе, он не делает ни малейшего движения выйти. Я наклоняюсь за рюкзаком и уже берусь за ручку дверцы, когда он говорит:
— Моего отца уволили, и он снова начал пить. Я думаю уехать к матери.
Его руки всё ещё лежат на руле, будто он хочет уехать.
— Ной, — шепчу я. Через открытые окна я слышу звонок, зовущий нас в класс, но не двигаюсь. — Прости.
— Я ненавижу быть там.
Я чувствую, что он смотрит на меня, и поворачиваюсь к нему лицом, снова поражаясь глубине его голубых глаз. Он выглядит так, будто плакал. Я не знаю, что сказать. Мне в голову даже не приходило, что у него дома какие-то проблемы, — Ной всегда выглядит таким спокойным. Но теперь, когда я думаю об этом, примечаю подсказки. Он хорошо играет, но притворяется другим, не собой, как и я.
Повинуясь импульсу, я беру его за руку. Он не убирает её.
— Я не буду говорить тебе, чтобы ты не грустил, — говорю я. — И если ты не хочешь идти домой, приходи ко мне. Я уверена, родители не будут возражать.
Он сжимает мою руку. Мы просто сидим там ещё несколько минут и затем идём на биологию. Опаздываем. Не думаю, что учитель это даже замечает: он не отворачивается от доски, когда мы заходим. Но, тем не менее, это видит кое-кто другой: я чувствую взгляд Николь на своём затылке. Заметно, что он ей нравится. Интересно, она ему тоже нравится? Она красивая. Я качаю головой. Почему меня волнует, кто нравится Ною?
На ланче я сижу во главе стола в секретной комнате. Николь отсутствует. Я склоняюсь к тому, что причина в нашем с Ноем совместном появлении, но не уверена до конца.
Через несколько дней Хэллоуин, и костюмы — постоянная тема разговоров. Шантал хочет быть ангелом, что всем уже наскучило.
— Знаешь, — умоляет Лейла, — ты можешь быть ангелом-зомби.
Шантал выглядит испуганной.
— Ни в коем случае. Зомби отвратительны, — она убирает воображаемую нитку со своего свитера. Остальные девочки с ней соглашаются.
Мэдисон и Пайпер будут гёрл-скаутами.
— Мёртвые гёрл-скауты? Убийцы гёрл-скауты? — с надеждой спрашивает Лейла, но они качают головами. — Вы, ребята, отстой. Хэллоуин подразумевает ужас. Что насчёт тебя, Кайли?
— Домашний арест, помнишь? — напоминаю я ей.
— О, точно. Печально, — обижается Лейла. — Мне действительно жаль, что ты не придёшь сегодня на вечеринку к Доусону.
— Да, без тебя будет не то, — говорит Пайпер.
Друзья Кайли собираются в Хейт-Эшбери в городе купить костюмы, но Лейла обещает поискать что-нибудь устрашающее для меня.
— Может, Красная Шапочка? Только... наполовину съеденная волком?
Я смеюсь, но чувствую себя странно обеспокоенной за них. Они даже не представляют, что в Сан-Франциско живут настоящие монстры. Я думаю о платиновых волосах Кира и его ангельском личике. Самая ужасная вещь в Инкарнации — мы выглядим так же, как и любой другой человек.
В тот же день я прихожу в антикварный магазин. Владелец не очень-то хочет нанимать шестнадцатилетнего подростка. Но после того как я правильно идентифицирую софу Викторианской эпохи, стул Стикли рубежа 19-20 веков и подлинный фонограф Эдисона, он даёт мне работу и спрашивает, могу ли я начать прямо сейчас. За десять долларов в час мне потребуется много времени, чтобы собрать достаточную сумму для побега, но это не слишком меня беспокоит. Это только начало.
После работы я обедаю с Морганами, и мы болтаем о прошедшем дне. Я всё ещё нахожусь под домашним арестом, но знаю — они гордятся, что я нашла работу. Я рассказываю им о клиентах, которых сегодня обслуживала: богатой леди, купившей картину собаки; молодых домовладельцах, с энтузиазмом ищущих дверные ручки для своих старых домов; мужчине, коллекционирующем антикварные лампы: и целые, и разбитые…
— Хоть кто-то ценит антикварные вещи, — вздыхает мистер Морган. — Говорю это от лица антиквариата.
— Вы, ребята, не старые, — протестую я. Уж я-то знаю.
— Не соглашусь, — говорит Брайан. — Они эксперты по хитам восьмидесятых.
— Эй, — восклицает миссис Морган, — в то время мы были очень крутыми. Я играла в группе, чтоб ты знал.
Брайан стонет:
— Да, вы перепели «Дюран Дюран»[30].
— Что не так с «Дюран Дюран»? — хмурится миссис Морган.
Мы с Брайаном смеёмся.
— Этому нужны доказательства в виде фотографий, — объявляет он, направляясь к книжному шкафу. Он возвращается с большим фотоальбом в кожаном переплёте и толкает его открытым на снимке миссис Морган и её группы. Она в кожаном жакете с рукавами до локтей и необъятными накладками на плечах, волосы украшены перьями. Моё сердце в груди ускоряет бег. Они с Кайли на одно лицо.