Этих денег не хватит надолго, но их достаточно, чтобы сбежать отсюда. Подчиняясь импульсу, я хватаю из комода фото Ноя и Кайли в рамке. Когда я понимаю, что больше никогда его не увижу, моё горло сжимается, а глаза наполняются слезами. Я падаю на кровать Кайли и плачу, орошая зелёное шёлковое покрывало тёмно-зелёными пятнами. Я позволяю себе утонуть в слезах — то, в чём я всегда себе отказывала, — в слезах, начавшихся после побега из ковена, в одиночестве и страхе, не доверяющая никому в своём мире. Я плачу из-за Ноя — мальчика, который был для Кайли другом в течение многих лет, который приехал, чтобы заботиться о ней — обо мне — как о нечто большем, который потеряет её завтра. Его семья разваливается и ему не с кем поговорить. Никто не подержит его за руку.
Я плачу из-за Лейлы — светлой и изворотливой Лейлы — девушки, чётко отвечающей за свои поступки, чья лучшая подруга пропадёт. Что эта потеря сделает с ней? Я плачу из-за Шарлотты, которая пропала для меня навсегда. И плачу из-за Морганов, которые были так добры ко мне. Которые бессознательно взяли в свою жизнь девушку, не сумевшую спасти жизнь их дочери, и показали ей, что такое семья.
Рыдания становится громче. Я понимаю, что не помню, когда ещё так плакала, возможно, в течение сотни лет. Я плачу из-за себя — четырнадцатилетней девочки, встретившейся глазами с сыном алхимика, а затем умершей на берегу реки. Девочки, которая может жить вечно, но никогда не вырастет. Я плачу из-за всех девушек, чьи тела занимала, потерянных девочек, которых больше никогда не увидят их семьи.
В конце концов, слёзы заканчиваются. Я чувствую, что обезвожена от них, иду на кухню и, налив стакан воды, делаю большой глоток, потом выливая всё в раковину. Я успеваю проделать полпути, чтобы взять другой напиток, когда слышу голос позади меня.
— Как ты думаешь, что за слово из пяти букв — родственник жирафа? — миссис Морган сидит за столом и разгадывает кроссворд, приложив ластик матового карандаша к губам. — Вторая буква «К», мне кажется.
— Дай посмотреть, — разглядываю кроссворд, — правильный ответ «Окапи»[43], — говорю я ей.
Она поднимает брови.
— Ты права, я не припомню, чтобы когда-нибудь слышала это слово прежде, — она вздыхает и затем смотрит на меня. — Ты в порядке? У тебя покрасневшие глаза.
— Должно быть, аллергия, — говорю я, делая глоток воды. — Ты сегодня рано вернулась, — меняю тему разговора.
— Я знаю. Моя встреча во второй половине дня была отменена, так что я ушла раньше. И я не знаю, чем теперь заняться. Эй, не хочешь прогуляться по магазинам или сделать ещё что-нибудь? Если у тебя есть время, конечно, — говорит она с надеждой, но защищаясь.
Смотря на неё, я понимаю, что Кайли всегда отказывала ей. Я сомневаюсь, что «прогулки с мамой» находятся высоко в списке подростка.
— Конечно, — отвечаю я.
— Правда? Окей, художественные принадлежности или одежда? Твой выбор.
Боюсь, что растеряюсь в художественном магазине.
— Одежда, — отвечаю я быстро. — Я надену куртку.
Это будет последний раз, когда миссис Морган сможет поговорить с дочерью, так что я должна сохранить в памяти каждую секунду.
Глава 26
Мы, приехав на Четвёртую улицу в Беркли, блуждаем по бутикам среди состоятельных покупателей. Свежий воздух отдаёт солью с соседнего залива. Люди говорят, что в Калифорнии нет времён года, но они не правы. Просто местные переходы сезонов незаметней: поворот солнца в небе, сухость воздуха, свежесть листьев.
Мы проходим мимо магазина, и я останавливаюсь, поражённая увиденным в окне. На манекенщицах обыкновенная одежда, но картина вокруг них волшебна: изобилующий цветами сияющий лес, маленькие мерцающие огоньки на искусственных ветках. Приглядевшись, я замечаю у манекенщиц рога, растущие из их длинных волос, сплетённые с цветами.
Я знаю, что Кайли понравилось бы это переплетение реального мира с волшебным.
— Хочешь войти? — спрашивает миссис Морган со знающей улыбкой. Я киваю.
Мягкое освещение интерьера, калейдоскоп мягких тканей и образцов, свечей и медальонов, кружевных платьев и оксфордской обуви.
Меня сразу же привлекает лимонно-жёлтая туника, но миссис Морган качает головой.
— Симпатично, но не твой цвет.
Я мельком гляжу на свои руки и смеюсь. Она права. Думаю, это подчеркнуло бы оливковую кожу моего последнего воплощения, но не глаза Кайли.
Она берет платье цвета пыльной розы со стойки и, кивая, протягивает его мне. Я бросаю самостоятельный поиск и следую за ней, пока мои руки не становятся полны одеждой.
— Что стало с автоматическим отказом от всего, что я предлагаю? — игриво спрашивает она.
— Помнишь мои фиолетовые волосы? — переспрашиваю я. — В этом вся я, верно?
— Отличный ответ.
Продавщица отводит меня в раздевалку, и миссис Морган ждёт снаружи на узорчатом диване под мерцающей люстрой. Я натягиваю темно-зелёный топ с мягко-собранным вырезом, отделанный серой вышивкой. Глаза Кайли сразу становятся яркими и сияющими. Выйдя, я становлюсь на небольшой подиум. Миссис Морган удовлетворённо кивает:
— Я знала, что это подойдёт.
Следующее красное платье в стиле винтаж с рукавами на уровне груди и карманами на пышной юбке. Я выхожу, и миссис Морган хмурится.
— Не думаю, что ты правильно застегнулась сзади, — говорит она, заступая за меня и поправляя пояс. Я наблюдаю за ней в зеркале.
— Мам?
— Да?
Я чувствую, как она суетится с платьем.
— Какие отношения были у тебя с твоей мамой?
Она с удивлением ищет мои глаза.
— О. Что ж. Ты уже знаешь эту историю, — она заканчивает с платьем. — Повернись, — я поворачиваюсь.
— Хм, — размышляет она, — нет, не то. Любое платье, которое должна застёгивать твоя мать, — слишком усложнено.
Я иду к раздевалке, но на пути оборачиваюсь:
— Расскажешь снова? Историю о своей матери?
Она моргает и поворачивается к окну.
— Это было давно... — я не двигаюсь в ожидании. — Ладно, Кайли. Ты же знаешь, что я уехала из дома в шестнадцать. Но я никогда не упоминала, что сбежала. Не думала об этом в тот момент — просто отправилась в путешествие с друзьями. Мои всё контролирующие родители никогда не отпустили бы меня. Поэтому я просто сбежала.
Я сажусь рядом с ней на диван. Она разглядывает своё отражение в большом зеркале.
— Я была молода. Хотела увидеть Америку. Выбраться из Милуоки.
Она поворачивается ко мне:
— Я не понимала, что моя мать была не в своём уме. Она думала, что я умерла. Позвонила в полицию — все искали меня.
— И что потом? — мягко спрашиваю я.
— И потом, пока меня не было... она умерла. У неё была аневризма[44] мозга. Она не знала, что я в порядке, — она тянется ко мне и поправляет локон возле уха. — И именно поэтому я всегда тебе многое позволяла. Возможно, это было не самое лучшее решение, — её серо-зелёные глаза сияют непролитыми слезами, и я чувствую, как мои собственные тоже становятся влажными.
— Вам помочь чем-нибудь, дамы? — голос продавщицы раздражающе весел.
— Нет, спасибо, — отвечает миссис Морган.
Я неловко поднимаюсь:
— Нужно переодеться.
Отложив снятую одежду, я чувствую острую боль от печали. Матери и дочери. Действительно ли во всём мире отношения так сложны? Я не хочу причинять боль миссис Морган. Тот неизвестный ей факт, что её дочь уже мертва, проникает в моё сердце. Даже при том, что это лишь моя продолжающаяся фантазия, я хочу позволить ей жить счастливой максимально долго.