Через несколько минут солнце добралось до наших костей, погрузив нас в сон. Прямо за нами лежала темная и зеленая долина. Напротив находился холм с домом на вершине и дымовыми трубами на крыше. Рядом с ним рос деодар, три его зубца поднимались выше дома, выше дымовых труб. Небо было высоким и цвета голубой воды. Словно мазки краски, на нем вырисовывались хлопковые облака. Можно было слышать, как ускорялись и затихали двигатели автомобилей возле гор. В кустах было множество порхающих и болтающих синиц, чеканов, зябликов, поползней, маленьких птиц, которых невозможно было распознать. Мы сидели там, наслаждаясь запахами, наблюдая, слушая. Мы оба знали, что мы собираемся делать.
— Господин чинчпокли, я могла бы жить здесь вечно, сказала Физз.
— Это знаменитая машина, правда? — спросил я.
―Нет, это обаяние Стефена, — улыбнулась она. — Он так небрежно носит эту собачью шерсть.
Мы сидели там так долго, что солнце село за противоположную гору в мареве кроваво красного цвета. Жители деревни прогуливались мимо; машины, автобусы, грузовики проезжали мимо; на нас смотрели с любопытством, но никто не беспокоил нас. Еще до того, как село солнце, воздух стал прохладным. Мне пришлось опустить рукава моей рубашки, Физз закуталась в дупатты. Мы вернулись наверх к дому, на самую высокую террасу — вода все еще булькала в трубе — наблюдали, как сумерки — опускались на долину. Вокруг начали появляться последние островки света. На недоступных склонах, которые выглядели необитаемыми днем, светили маяки. Люди, правда, были повсюду.
Дом стоял внизу перед нами в полной темноте, две его дымовые трубы теперь выглядели как поднятые уши огромного животного. Через минуту небо потемнело, а затем его усеяли звезды. Мы не видели так много звезд со времен пребывания в Касаули много лет назад. Мы держались за руки и медленно поворачивались, чтобы увидеть их всех.
— Что ты скажешь: если я сосчитаю их правильно, мы купим дом? — спросила Физз.
— Обязательно, — пообещал я. — Если ты ошибешься, мы просто сядем в джип и уедем.
— Дай мне минутку, — сказала она. Она посмотрела вверх, молча двигая губами.
— Я думаю, их три миллиона двести семьдесят тысяч семьсот тридцать три! — воскликнула Физз.
— Бинго! Он твой! — закричал я.
Я обнял ее и прижал крепче — а затем еще крепче. — пока вода сердито булькала позади нас. Она пахла лучше, чем все в этом мире. Лучше, чем что-нибудь, что я видел этим днем или за век свою жизнь.
Позже она спросила:
— Мы нашли его, правда?
— Думаю, да, — сказал я.
Единственное место на планете, с которым мы связаны и куда хочется вернуться, и не имело значения, как далеко мы ушли от него.
Единственное место, которое возвращает нам целостность, которую мы медленно утратили за эти годы. Единственное место, где «Брат» будет работать в бесконечном исступлении.
Момент испортили чьи-то шаги в кустах у подножия холма. Мы ничего не могли увидеть, но знали, что это была страна больших кошек. Мы осторожно выбирали дорогу позади лаймовых деревьев, я придерживал ветки с сочными зеленым колючками. Света звезд и половины луны было достаточно, чтобы не упасть. Случайное лаянье собаки нарушило молчание прохладной ночи. Когда мы сели в джип, бесколесый «амбассадор» под деодаром выглядел, словно большой спящий жук. Я ждал, что он убежит, когда я заведу двигатель.
Сам деодар — толстый ствол поднимался в высоту на восемь футов, три его прямые ветки пронзали небо: Тришул, как мы узнали позднее, — был похож на часового из другого времени, Когда человечества еще не существовало. Оружие Шивы осталось позади на этом холме в Гетии. Чтобы защищать нас и наши Мечты.
Для меня он один уже был ценностью этого дома.
Когда мы съехали вниз по склону и оказались на дороге, мы увидели, как большая темная фигура скользнула с обочины в тень рассыпающегося крыла здания. Это было так стремительно, что мы почти ничего не разглядели. Когда я притормозил, чтобы оглянуться, было не на что смотреть.
— Что это было? — спросил я.
— Что бы это ни было, оно выглядело довольно страшно, — отмстила Физз.
Когда я повернул — свет фар джипа отразился от каменного лика горы, — чтобы подняться на дорогу к Найниталу, где мы планировали провести ночь, она сказала:
— И я думаю, у этого существа нет рук.
На дороге
Мы купили дом. Это заняло почти шесть месяцев. Процесс был скучный, и капризное поведение Тафена выводило нас из себя. Существовало два Тафена. Один был благородный и откровенный: «Это все ваше, все ваше, сэр! Вы можете взять его бесплатно! Какой дом? Добрый бог хочет, чтобы мы все жили под открытым небом!» Другой всегда оскорблял: «Этот дом никогда не будет продан! Никогда! И, конечно, никогда такому маргиходхусу, как ты!»
Не время дня, а выпитый алкоголь управлял Тафеном, с которым вы встречались. Часто он был очень приятным по вечерам и болтающим чепуху чудовищем по утрам. В зависимости от того, когда он мог приложиться к «Бэгпайперу». Мы научились пользоваться шансом. И вскоре, раздраженный, я присоединился к сражению. Когда он обижал, я оскорблял его в ответ. Мы обменивались жестокими ругательствами.
— Стефен, ты — самая безобразная ослиная задница во всем Кумаоне! Твоя мать пила хинин вместо воды, пока носила тебя!
— Ты, ублюдок Дилливалла! Ты хочешь дом на горе? Приходи сюда, и Тафен вставит свой горячий жирный лоллу в твою милую, городскую задницу!
— Стефен, ты — сын змеи!
— А ты, сэр, пенис дикобраза!
Тафен усложнял дело своими провалами в памяти. Один день земля с домом была сорок акров, на следующий день ― тридцать, на третий — тридцать пять. Один день он говорил, что цена была двадцать два лакха, в другой — двадцать четыре, в третий — двадцать. Пока мы не пришли получать бумаги с печатью, приготовленные для регистрации, мы точно не знали, сколько платим за дом.
Позже я узнал, что его называли в этих местах Тафеном Обманщиком. Благодаря знанию английского и тому, что он был неразборчивым алкоголиком, он колебался между двумя мирами. Он пил чай и заискивал перед представителями власти и приезжающей из города элитой, очаровывая их своим разговорным английским и знанием местности; он пил, спал и ел со своими соседями и деревенскими, будучи тем, кем он являлся — жителем холмов среди жителей холмов. Стефен был Обманщиком, потому что бросал дела с администрацией ради гражданской работы, ремонта дорог и дамбы; воровал строительные материалы с правительственных участков и медицинские поставки из санатория и госпиталей, незаконно покупал и продавал дерево, камень, землю. И скрупулезно складывал все это на алтарь «Бэгпайпера».
Однажды, когда он был только наполовину пьян, Тафен отвел меня в заднюю часть дома, указал на яму почти десять футов шириной и сказал:
— Люди спрашивают меня: «Тафен Обманщик, что ты сделал со своей жизнью?» И я привожу их сюда и говорю: «Вот что я сделал! Ты знаешь еще кого-нибудь, кто сделал такое?»
В яме были сложены бутылки из-под спиртного различного размера, формы и цвета. Высокие, короткие и толстые, круглые, шестиугольные, треугольные, разной емкости, зеленого, коричневого, кремового, чисто прозрачного и цвета лайма бутылки. За исключением нескольких влажных бутылок с потертыми этикетками сверху, остальные были чистыми, без маркировки и уходили вниз в яму на много уровней. Большинство из них были покрыты грязью, но там хватало сверкающего стекла, чтобы ослепить глаза даже в слабом свете вечернего солнца.
— Когда я был молод, брат моего отца сказал мне, что есть два рода людей в мире. Одни пьют и живут как мужчины. Другие говорят о тех, кто пьет, и живут как женщины. Поэтому он велел мне: «Решай, мой сын: ты хочешь пить и быть мужчиной или разговаривать и быть женщиной!» — объяснил Стефен.