Напуганный поведением Сиеда, наваб ограждал Зафара от слишком большого учения. Его учили преподаватели во дворце, которым наваб приказал не останавливаться особенно подробно на литературе, эстетике и философии. Либеральные искусства могут подорвать основы самодержавия, разбивая корпус гуманизмом и эгалитарными идеями и топя великую идею божественного права на власть.
В любом случае неудача его старшего брага, попытавшегося напустить на себя самонадеянный вид правителя, оставила след в уме Зафара. Ему хотелось задобрить отца, ему хотелось нравиться себе. Зафара рано испортило безразличие отца и колкие замечания людей насчет его больной руки. Они называли его аадха-наваб, «половина наваба». Пока красивый Сиед был центром внимания, Зафар — калекой на заднем плане. Пренебрежение вызвало в нем желание одобрения и вынесло на поверхность опасный яд, который хорошие родители должны были бы спрятать.
Внезапно оказавшись в центре сцены, Зафар превратился в тирана. Он стал создавать армии слуг и убийц, которые хранили верность только ему. Они вынимали сигареты из его рта. когда он курил, раздевали его, когда он шел мыться, и даже готовили для него женщин, когда он хотел вступить в связь.
Если отец не мог поднять свой член, то Зафар не мог его опустить. У него был собственный гарем, который находился в старом хавели, принадлежавшем когда-то одной из мертвых жен отца. Он заполнял его оргиями. Несколько раз он оказывался под таким количеством скользких голых тел, что его верным убийцам приходилось выкапывать его, чтобы он не задохнулся до смерти. Зафар был жесток по отношению к женщинам, которые не доставляли ему удовольствие, даже неумышленно. Он жег их сигаретами, порол по заднице до крови, иногда даже приводил жеребцов из королевских конюшен, чтобы те седлали их и разрывали им бедра.
В свое время он достиг такого безрассудства, что добрался до гарема отца, чтобы брать все, что ему хотелось. Наваб — страдая кишками, борясь с эрекцией — потерял всякую волю перечить ему. Банда хулиганов Зафара, которые носили униформу из сальвар и были известны теперь как каале Кутте — «черные собаки», стала более организованной, со своей иерархией установившимися ролями. По сравнению с добром, зло очень быстро организовывается; это связано с ясностью цели и скоростью действий.
Желание Зафара не ограничивалось только женщинами. Ему нравились и мальчики. Юные, милые, без излишнего волосяного покрова — почти женщины с пенисом. Оказаться выбранным в любовники чахлого полунаваба было опасной пepcпективой. Прелюбодеяния с мальчиками напоминали Зафару о неудачах брата и вызывали глубокое отвращение в себе — вымещал это на своих любовниках. Сразу после изливаний Зафара — слабых, всегда слабых с внезапным хрюканием, которые длились всего несколько минут, многих мальчиков тащили прочь, чтобы подвергнуть пыткам и унижению. Некоторых насиловали пестиками с перцем на конце; других заставляли развлекаться с королевскими собаками; тем, кому больше всего не везло, рубили их фаллос на маленькие кусочки, которые потом скармливали грифам.
Наконец, Зафар и его «черные собаки» превратились в таких тиранов, что родители научились прятать своих хорошеньких дочерей и сыновей, и, боясь тени, даже замужние женщины обращались к бурке за защитой.
В своей книге наваб написал: «Мужчина с красивой женой и без мушкета должен учить ее лежать тихо в своем доме».
Во время правления Зафара сотни невинных людей исчезали в неизвестных могилах. Потому что долгое время подполковник Броснан не хотел доносить на него: Зафар вел себя хорошо но отношению к нему и его начальникам. Однажды для правителя Объединенных Провинцией и гостей из Лондона Зафар устроил охоту на тигров в Тераи и повел армию слонов и жителей Джагдевпура, чтобы выманить их. Когда закончился день, пшеничные поля у Кашипура в окружении усталых барабанщиков приходили в себя, а в центре лежало шесть великолепных кошек со стеклянными глазами, выстроившихся в линию, словно махсир, после того как пролилась река.
В другой раз глава пенджабских племянниц пожелал поохотиться на куропаток. Но в это время они были здесь редкостью. Черные собаки носились в поисках птиц, были прочесаны птичьи базары Дели и Лукноу. Вскоре большие деревянные клетки с куропатками начали прибывать на небольшую джагдевпурскую железнодорожную станцию. Несколько тысяч птиц привезли по железной дороге, и за несколько недель их резкие трели — «каан, каан, каан» — наполнили город. Изящные племянницы и черные собаки постреляли их за три дня.
Город снова погрузился в молчание.
В сумасшедшем мире даже резня может предвещать облегчение для простого народа.
Броснан хранил молчание и по другим причинам. Его не сильно волновало прелюбодеяние, поэтому мальчики и девушки Зафара не были предметом его желаний. Но у него была тайная страсть, ради которой он очень охотно шел на компромисс. Он был султаном онанизма и любителем искусства. Броснан женился на обеих этих страстях, разыскивая старые эротнческие миниатюры Индии. Школы Мугхал, школы Кангра, школы Раджпут, школы Восточной Индии. Среди его любимых были «Разнообразие позиций разных видов», миниатюра Мугхал, примерно 1775 года, где в сидячей позиции конец мужчины можно было увидеть касающимся набухших юни любовницы.
Другой любимой миниатюрой была «Позиция нежного слона» школы Кангра: мальчик в тюрбане на коленях входил в любимую сзади, открывая ее, словно цветок, сразу под темным бутоном ее ануса.
Но двумя его ценными приобретениями были «Стадо коров», миниатюра Раджастхани, на которой усатый Лотарио растянулся на спине, а его возбуждали четыре женщины, стоящие в четырех углах постели рядом с его конечностями (пальцы на его ногах и руках были крепко привязаны), а пятая сидела на корточках на его толстом органе. На другой был изображен император Джахангир в своем будуаре, одной рукой он держался за голову своего любимого гепарда, а другой — за голову наложницы, чье лицо было глубоко зарыто у него между коленей. «Вечер королевского шума».
Из восхитительной коллекции Джагдевпура, истинная ценность которой была понятна немногим, Зафар регулярно воровал и передавал миниатюры Броснану.
Броснан аккуратно их прятал и устраивал периодический просмотр порнографии.
Но затем случились две вещи, которые смешали его карты. Две вещи, которые наконец разлучили Катерину с Джагдевпуром.
Одна — это то, что Зафар в опьянении силой сошел с ума. Tо, что он и его черные собаки обычно делали ночью, они начали делать днем. Невест похищали во время свадьбы; у торговцев конфисковывали их товары без причины; крестьян сгоняли без всякого предупреждения на охоту или строительную работу; каждому, кто произносил хоть слово протеста, отрезали язык, перерезывали горло, кромсали ноги и руки.
Черные собаки были опытными эксплуататорами Джагдевпура, местными головорезами: чакумаары, владеющие ножом, которые могли махнуть лезвием и перерезать нужную артерию, чтобы убить или покалечить, если им прикажут.
Иногда тела доставляли семье в качестве предупреждения, порой их бросали в большую яму, где другие валялись кучами. Черные собаки ходили мимо униженных, повергая их в страх, пока их желудки не начинало сводить от ужаса.
Империя заставила Броснана действовать. Никакие драгоценные миниатюры не могли скрыть такое поведение. Он официально вызвал Зафара, и тому пришлось согласиться притихнуть. Сдержанность наложила на него свой отпечаток. Сумасшедший молодой полунаваб обрадовался открытию бесцветной жидкости со смертельной силой. Огромные банки с этой жидкостью поставлялись фармацевтами в укрепленный город Дели и хранились в его дворце. Убийства получили декорацию: их начали совершать вежливо, с помощью носового платка. Огромное количество людей теперь можно было предать смерти без грубой жестокости и сплетен. Заинтригованные действием этой жидкости, обычные люди назвали эту болезнь kaale kutte ki bu, «зловоние черной собаки».