В эти дни во дворце полунаваба Зафара тени шептались только об одном: как освободиться от Сиеда тихо, не вызвав подозрения. И с ним — и здесь он посмотрел на Катерину долгим взглядом искоса — от angrez bibi, «белой мемсахиб».
Сиед сидел неподвижно, словно он ничего не услышал. Жестокое солнце наконец умерло снаружи и в темноте зашло за веранду. Макбул и Рам Аасре вошли с двумя горящими лампами, их руки были похожи на лапы тигров.
Гадж Сингх сказал, что тайный заговор уже пришел в движение. Его господин должен осторожно встречаться с людьми и есть. Каждого посетителя нужно обыскивать, прежде чем он увидится с ним; каждый кусочек должен пробовать друг человек, прежде чем он попадет в рот господина. Его кровать нужно переворачивать вверх дном на случай притаившегося хищника, окна в его комнате должны быть крепко заперты весь день и всю ночь.
А лучше всего будет, если его светлость покинет Джагдевпур как можно скорее.
Сиед смотрел на него, ничего не говоря, без страха или благодарности.
Катерина подошла и спросила:
— Мы очень благодарны тебе, но почему ты решился на такой поступок? Зафар снимет с тебя шкуру, если это достигнет eго ушей.
Гадж Сингх посмотрел на мужчину, сгорбившегося в кресле, и сказал:
— Я и моя семья обязаны жизнью настоящему навабу. В горах мы говорим, что, когда забывают о долгах, боги начинают готовить нас к убийству.
Оказалось, что много лет назад старший брат Гадж Синг пришел с отчаянной просьбой на веранду Сиеда во время торжественного приема. Ужасный град обрушился на их урожай и скот — семья голодала. И, несмотря на то что они не был жителями Джагдевпура, Сиед дал ему денег и способствова его назначению в государственную полицию. Год спустя брат привез Гадж Сингха и устроил его на королевской кухне, чтобы готовить пудинакорму, которую наваб ненавидел, а доберманы любили.
— И откуда мы знаем, что можем доверять тебе? — поинтересовалась Катерина.
— Все написано на моем лице, — ответил Гадж Сингх. — И ecли у меня будет такая возможность, все отразится на моем лице. Там, откуда я родом, мы верим, что боги выбирают и назначают каждого из нас на должность с определенной целью. Меня послали на кухню наследника наваба не просто так.
Это была правда. Несмотря на то что Катерина задавала вопросы, она ни на секунду не усомнилась в этом человеке. Ее поразило его лицо. Широкое, открытое, с ясными глазами, с достоинством крестьянина. Теперь она поняла, что он вообще-то не был огромным мужчиной, просто у него было такое большое красивое лицо, что создавалась иллюзия высокого роста.
— Откуда ты родом? — спросила Катерина.
— Биирбхатти. Примерно девяносто миль отсюда. Высоко в горах. У божественного озера Наини.
— И у тебя есть, что предложить?
— У меня есть предложение. И, возможно, у меня есть план, — сказал Гадж Сингх.
Создатели и разрушители
Гетия находилась всего в трех милях от Биирбхатти, и в первый раз, когда Катерина увидела это место, оно было окутано передвигающимися туманами. Больше месяца прошло с того момента, как Гадж Сингх появился в их коттедже; в это время Сиеда объявили больным быстро прогрессирующим туберкулезом, Бойкотта и старого наваба настойчиво попросили перевезти его в город на холме, и эта просьба была исполнена.
Но Бойкотт ясно дал понять: если возникнут какие-то проблемы, даже намек на них, Сиеда вернут и заставят перевоплотиться. Между тем, Гадж Сингх покинул королевскую кухню и поступил в услужение к Сиеду. Это был решение, которое не имело последствий — ни наваб, ни Зафар даже не знали о его существовании. И в любом случае никого, за исключением доберманов, не волновал повар, готовящий пудинакорму.
Такие, как он, люди терялись в бесконечной череде слуг. Если один из них умирал, его место занимал следующий.
Катерине было непривычно ехать верхом на маленьком пони. Четыре крепких кули несли Сиеда в деревянном паланкине на плечах. Они двигались в прекрасном ритме, превосходно отлаженным шагом, широко поворачивая бедра, выдыхая одновременно с коллективного одобрения. «Хайша, хайша, хайша».
Дорога была старой грязной тропой, и кули и их груз качались вместе с пони. Гадж Сингх шел впереди них сильным шагом горного человека, в самом конце процессии шла еще одна группа кули, которые несли палатки, постельные и кухонные принадлежности и провизию. Замыкали шествие два муллы. Был ранний вечер, и они были в пути девять часов. Они покинули свой бивак в Каттодаме до рассвета и много раз останавливались на отдых, чтобы восстановить силы. Сезон дождей начался две недели назад и окутал горы вуалью блестящего зеленого цвета. Склоны гор были покрыты сосновыми и дубовыми лесами, под дубами поднималась густая растительность. Многие вершины деревьев были украшены ползучими растениями, которые тянулись вверх на сотни метров. По дороге им случайно встретилась поздно цветущая жакаранда пурпурного цвета. Поднявшись за Дагаон и Джеоликоте, можно было увидеть хлопья облаков, зацепившиеся за горы. Повсюду был слышен звук бегущей реки — громкое, счастливое журчание жизни.
Птиц было невероятно много, и за первые несколько часов по дороге в горы Катерина увидела больше разнообразных птиц, чем за десять лет, проведенных в Джагдевпуре. Самой красивой была голубая птичка размером с голубя с длинным развевающимся хвостом — в три раза больше ее самой, которая прыгала с дерева на тропу и обратно. Порой эти птицы прилетали стаями, пронзительно крича друг на друга, но чаще всею появлялись парами. Одна страстно обращалась к своему партнеру и через минуту улетала, призывая его с новой ветки.
Катерина окрестила их «дразнящие птицы», и только через несколько лет Карпетсахиб рассказал ей, что это были красноклювые голубые сороки.
Тропа начала подниматься от Катгодама, и была широкой и удобной, с легким уклоном. Наклон был обманным, потому что они поднимались все выше, а воздух становился резко прохладным. Потом начало немного моросить, воздух стал мягким и влажным — и души сопровождающих запели от удовольствия. Горные жители начали расплываться в неосторожных улыбках.
Катерина не могла вспомнить более легкого или счастливого чувства за всю свою жизнь.
В Катгодаме, перед рассветом, Катерина вытащила брюки цвета хаки и муслиновую рубашку кремового цвета. Легкая одежда, пребывание на открытом воздухе под холодным серым небом, пони, ожидающие, когда их оседлают, кули, торопящиеся в темноте связать и укрепить тюки, — все это закончилось долгим невинным путешествием.
Когда они ехали вверх, а небеса открывались, чтобы нaпoлнить горы свежим светом, она сняла сола топи и распустила по плечам волосы. Через два часа, прежде чем они достигли Догаон, ее щеки раскраснелись. Катерина сняла коричневый вельветовый жакет и расстегнула пуговички на воротнике. Вскоре она беззаботно мурлыкала себе под нос.
Позже он рассказал, что не мог отвести от нее глаз. Светящаяся кожа, ее голые ключицы, выступающая под муслином грудь, натянувшаяся ткань на бедрах — все это возбудило его. Еще он сказал, что никогда не видел, чтобы она выглядела прекрасней, чем в эту первую поездку. Он заметил, что это связано со счастьем, потому что он также никогда не видел ее такой счастливой.
К тому времени, как они достигли деревни из семи хижин в долине Джеоликоте и Гадж Сингх указал через прекрасную, необитаемую долину на пик напротив, куда они направлялись, Катерина была убеждена, что близка к конечному пункту назначения своей жизни. Когда они проехали мимо Биирбхатти, спустились к ледяному журчащему ручью, вытекающему из Наини, перешли его вброд с крайней осторожностью, держась за толстый канат, и спустились к Гетии, ее чувство единения с этим местом достигло пика. Это был дом. Это было единственное место в мире, где она хотела жить.
Влажный туман теперь зашевелился. Он постоянно двигался, и горы с обеих сторон менялись каждые несколько минут. В это время она могла видеть всю дорогу через долину к грязной тропе на другой стороне. А когда Катерина снова повернулась, она не смогла разглядеть даже кули, идущих позади паланкина Сиеда. Чудесным образом Сиед очнулся от своего ступора, длившегося многие месяцы. Его глаза сияли, и он разговаривал со своими носильщиками. Ему хотелось знать название местности, по которой они проезжали, особенности погоды, дикой природы здесь.