— Ребята, одну минутку! — Инга Стефани просит внимания. — Бриттина, брошка всё ещё не нашлась. Я обращаюсь к каждому из вас в отдельности. Не доводите дело до того, чтобы мне пришлось обыскивать ваши вещи!
Али-баба, который уже успел наложить себе на тарелку шесть оладий, опускает вилку. Он неподвижно смотрит перед собой.
— Эй, у тебя такой вид, будто ты только что проглотил эту брошку! — насмехается над ним Макки.
Пиршество в доме Кабулке закончилось.
Обессиленный Эмиль Кабулке опустился на диван, широко расставив ноги. Ему трудно дышать, хотя он расстегнул на себе все пуговицы.
Жена Кабулке убрала со стола гору костей и налила в миску горячей воды, чтобы вымыть жирную посуду.
Кабулке посмотрел на неё с изумлением:
— Гляди-ка, ты ещё в состоянии двигаться? А я не могу сделать ни шагу…
Фрау Кабулке загремела тарелками.
— Ложись спать, — сказала она.
Громко пыхтя, словно какое-то допотопное животное, Кабулке откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. Когда через три четверти часа он проснулся, свинцовая тяжесть в его желудке уменьшилась. Кабулке причмокнул губами. Во рту у него пересохло. Пить хотелось просто невыносимо. Он поднялся и сел.
— Эй, мать, селёдки хотят поплавать. Нет ли у тебя чего-нибудь выпить?
Несколькими жадными глотками он осушил бутылку пива, которую его жена с мудрой предусмотрительностью купила заранее и охладила.
— Вот это здорово! — произнёс Кабулке, забыв оставить своей жене хотя бы глоточек.
Выпив пиво, старший скотник наконец-то лёг в постель.
Однако Кабулке чувствовал себя не в своей тарелке. Он вертелся с боку на бок и всё никак не мог уснуть. Вдруг старшего скотника словно осенило. После жирных селёдок и холодного пива надо посидеть немножко и выкурить трубку.
Кабулке привстаёт на постели.
Фрау Кабулке зажигает свет.
— Что с тобой, Эмиль? Почему ты всё время вертишься? Хочешь, я сварю тебе мятного чаю? — говорит она, спуская ноги с кровати.
— Мятный чай, — ворчит Кабулке. — На кой он мне нужен? — И без долгих слов старший скотник начинает натягивать на себя брюки.
Через минуту он уже удобно сидит в кухонном кресле у плиты, набивая себе трубку табаком. Фрау Кабулке опять заснула. Из спальни раздаётся лёгкий храп. Чёрт возьми, и куда только запропастились спички? Кабулке шарит на полке, с полки валится кастрюля. Слышен сонный голос фрау Кабулке.
Кабулке лень искать спички. В длинные разговоры с женой ему тоже не хочется пускаться. Старший скотник становится на колени перед плитой и находит в тёплой золе маленький уголёк. От уголька, конечно, можно зажечь трубку, но это неудобно, и у табака будет уже не тот вкус. Кабулке снова начинает шарить вокруг в поисках какого-нибудь клочка бумаги. Однако бумаги на кухне нет. Тогда Кабулке быстро суёт руку в карман брюк. Ни в правом, ни в левом бумаги не оказалось, зато в заднем кармане что-то зашуршало. Вот и прекрасно! Кабулке поспешно отрывает от бумажного листа узенькую полоску, а остальное бросает в плиту. «Хорошо ещё, что в кармане завалялась какая-то бумажонка», — думает он. Трубка благополучно зажглась. О чертеже Занозы старший скотник даже не вспомнил…
Каков-то будет приговор?
«Уж эта мне брошка!» — Али-баба был не в силах усидеть в интернате. Что же делать? Ему хотелось остаться одному, чтобы как следует всё обдумать.
Сразу же после ужина он вышел из интерната и пошёл по тихой деревенской улице, радуясь, что ему никто не встречается по дороге. Миновав последний двор, Али-баба свернул на дорожку, ведущую в поле. Ночь была светлая. Лужи на дороге поблёскивали в бледном свете луны, как сероватая фольга. Погружённый в свои мысли, Али-баба шагал в резиновых сапогах прямо по лужам. «Я отдам эту проклятую брошку, — решил он. — Разве я виноват, что у меня есть отчим, который пропивает весь мой заработок! Ведь мне ещё нет восемнадцати лет, значит, я должен ему подчиняться. Пусть Карл Великий подождёт. Если он захочет очернить меня, я расскажу всю правду. Только пусть никто не знает, что брошка была у меня. Я положу её в столовой. Кто-нибудь её найдёт, и таким образом с этой историей будет покончено.
Была уже половина десятого, когда Али-баба вернулся со своей вечерней прогулки. Он отправился в столовую. Там никого не было, кроме Малыша и Макки, да и те играли в шахматы. Уставившись на доску, они не обратили на Али-бабу ни малейшего внимания.