— Ты, Рената, невозможный человек! Ну расскажи же мне наконец, у кого была моя брошка.
Бритта мучила Ренату до тех пор, пока та не заговорила.
— Смотри только не проболтайся никому, — попросила она.
— Да что ты!
Это «да что ты» Бритта, которая никогда не умела хранить секреты, забыла так же быстро, как сказала.
Уже через час к Ренате прибежала запыхавшаяся и раскрасневшаяся Рози.
— Рената, знаешь новость? Брошка была у Али-бабы. Все говорят об этом. Прошлой ночью он опять напился. Можешь себе представить, фрейлейн Стефани подобрала его на лестнице.
— Ну, а если какой-нибудь болтун скажет тебе, что на луне устроили ярмарку, ты тоже поверишь? — набросилась Рената на болтушку Рози.
История с брошкой передавалась из уст в уста. Заноза и Факир не верили своим ушам. Как же это могло случиться? Вчера вечером Али-баба лёг в постель совершенно трезвый, а теперь вдруг говорят, будто ночью он пьяный лежал на лестнице.
— Ну и что же? Мы ведь спали, — заявил Карл Великий. — Как мы могли заметить, что Али-баба припрятал бутылку водки, и тихонько выпил её под одеялом? Это логично! Могу спорить, что всё было именно так. Уж я это выясню.
Во время ужина, когда в столовой запахло мятным чаем и варёной картошкой, Карл Великий начал задавать ехидные вопросы.
— Фрейлейн Стефани, — спросил он, — правда ли, что правительство издало распоряжение, согласно которому со вчерашнего вечера в интернатах отменяются правила внутреннего распорядка?
— Что ты болтаешь? — Инга Стефани уронила с вилки наполовину очищенную картошку.
Карл Великий вызывающе посмотрел на заведующую. Уголки его рта вздрагивали.
— Я это предполагаю только потому, что в нашем интернате с некоторых пор разрешается напиваться.
— О ком ты говоришь?
— Пожалуйста, не притворяйтесь, фрейлейн Стефани. Я имею в виду одного фокусника, у которого брошки сперва исчезают, а потом ровно через сорок восемь часов опять появляются. Это логично.
Али-баба поперхнулся. Закашлявшись, он толкнул полную до краёв чашку чая так, что желтоватая жидкость расплескалась по столу.
Ренату охватил гнев. Она бы с удовольствием дала Карлу пощёчину.
В столовой поднялся шум.
— Да! Почему из истории с брошкой сделали государственную тайну? Раньше мы обсуждали такие дела все вместе, — негодовал Заноза, — а теперь кругом только шепчутся и сплетничают.
— Правильно! — Ребята дружно поддержали Занозу.
У Инги Стефани нервно задёргалось веко.
— При чём здесь государственная тайна? Успокойтесь. Есть дела, которые лучше решать в узком кругу.
— Слушайте! Слушайте! Значит, это всё же государственная тайна? — Карл Великий вытянул шею, словно гусь, который вот-вот загогочет.
Все засмеялись, У кого-то с шумом упала на пол вилка.
Глаза у Инги Стефани сузились, между тонкими бровями появилась упрямая складка.
— Друзья! Я не желаю испытывать ваше любопытство. Пожалуйста! Пусть Хорст Эппке расскажет вам обо всём сам. Спросите его. А если хотите, можете его судить. Поступайте как вам угодно! Не то вы опять начнёте обвинять меня в том, что я делаю из всего государственную тайну.
Как обычно в раздражении, Инга Стефани не могла скрыть свою досаду, и её голос прозвучал резко.
— Ну, Эппке, начинай. Ты не маленький ребёнок, в опекунах не нуждаешься. Говори.
Али-баба поднялся. Он был как в лихорадке. Ноги у него подкашивались.
— Я… я… я… — несвязно забормотал он. — Я… думал… я… хотел… э… э…
Из его несвязного лепета при всём желании нельзя было понять ни единого слова.
Стрекоза пожала плечами.
— Я ничего, ничегошеньки не понимаю, — торжественно заверила она.
Макки заёрзал на стуле. Чтобы выслушать это бормотание, надо набраться терпения. Шум в столовой становился всё громче.
Али-баба сделал беспомощное движение рукой.
Рената не вытерпела.
— Отчего ты не расскажешь, какой у тебя отчим и как он отбирает у тебя весь заработок? — закричала она. — Господи, расскажи же наконец, что Карл Великий хотел донести на тебя из-за десяти марок и что ты не знал, как отдать ему свой долг. Говори! Тебе нечего стыдиться.
— Легче, легче! О доносе не могло быть и речи, — поправил её Карл Великий. — Я только хотел немножечко попугать Али-бабу.
— Хорош же ты, нечего сказать! Ты не должен был давать ему ни единого пфеннига. Это было бы гораздо лучше. Из-за твоих денег всё и случилось.