Почти так же — исцеленным, избавившимся от наваждения своей больной любви, — почувствовал себя и Али-Баба. Да, загадка его капризной Лайлы вновь стояла перед ним. Но теперь он уже не мечтал о том миге, когда она возвратится к нему… Не мечтал, что он вновь обнимет ее тонкий стан, насладится запахом ее волос, лаской рук, негой тела… Более того, стоило лишь Али-Бабе подумать об этом, как отвращение едва не убило его… Он внезапно услышал запах сточных канав, смрад старого мяса, которым торговцы на базаре кормили бродячих псов. Большого душевного усилия стоило юноше вновь стать прежним, прийти в себя и попробовать мыслить здраво.
— Так, прекраснейшая, ты говоришь, что возжаждала мести? Кому же ты хотела мстить?
— Сначала я хотела отомстить своему глупому Арно, который богатству и преданности предпочел страсть и жадность… — Суфия говорила медленно, вновь и вновь обдумывая свои желания. — Но чем больше я думала об этом, тем меньше мне хотелось трогать Арно хоть пальцем — ибо сама мысль о нем мне была отвратительна так же, как прикосновение к мертвечине…
— Так, значит, теперь ты хочешь отомстить этой коварной соблазнительнице с десятками имен?
— О да, теперь я больше хочу этого. Ибо чувствую, что мое желание вобрало в себя желания всех моих сестер по несчастью.
— Ты позволишь мне помочь тебе в этом? Я чувствую, что я был знаком с этой коварной… Чувствую, что знаю ее…
— Ну что ж, теперь настала твоя очередь рассказывать о боли, которую тебе причинило расставание…
И Али-Баба, не скрывая ни слов, ни даже мыслей, поведал все, что пришлось ему пережить за последние дни. Рассказал он и о том, что открыл ему Маруф-башмачник. О, с этими прекрасными женщинами он чувствовал себя столь чудесно, столь свободно, словно его младшие сестры сидели сейчас кружком вокруг него и слушали не очень добрую сказку.
Суфию же очень озадачил конец истории.
— Так ты вернулся и не нашел в доме ничего?
— Да, прекраснейшая. Дом стоял пустым, словно сотни лет назад его покинули даже духи. И лишь камни ожерелья играли в солнечном свете…
— И ты оставил его лежать на полу?
— О нет, я вновь спрятал его в кошель у себя на кушаке… И не расстаюсь с этими камнями ни на миг. Они и сейчас здесь — я чувствую их тяжесть.
— Покажи мне их, брат мой…
Почему-то последние слова Суфии больно царапнули душу Али-Бабы.
Не говоря ни слова, он вытащил кошель и вытряхнул себе на ладонь ожерелье. В свете факелов камни заиграли темно-золотыми и темно-розовыми оттенками. Суфия приняла камни в ладони и, подняв ближе к глазам, стала рассматривать их.
— Оно прекрасно… Какая тонкая работа… какой вкус… Сколько усилий понадобились мастеру, чтобы собрать воедино крупные камни и тонкое золотое плетение! Вместе они куда прекраснее, чем были бы поодиночке. Но почему это ожерелье обожгло ее кожу?
— Увы, добрейшая, мне это неведомо… Ведь это всего лишь топазы.
Суфия не говоря ни слова, застегнула ожерелье у себя на шее. Опустившись на нежную кожу, камни засияли всеми оттенками золота и солнца. Невольный вздох восхищения вырвался из уст Али-Бабы. А Зульфия, что сидела неподалеку от юноши, проговорила:
— Ты прекрасна, сестра моя… Эти камни сделали тебя настоящей волшебной грезой…
— Быть может, и так, сестра… Но я не чувствую жжения, нет и боли. Наоборот, камни охлаждают кожу… Я чувствую, как прохладный ветерок омывает мою шею…
Слова Зульфии почему-то вновь и вновь звучали в голове у Али-Бабы. «Волшебная греза…»
Суфия, словно подслушав мысли Али-Бабы, проговорила:
— Так, говоришь, добрая моя Зульфия, делают волшебной грезой… Знаете, сестры и ты, мой названый брат, я чувствую себя так, будто мозаика рассыпалась у моих ног и ждет того мига, когда я соберу верную картину…
— О добрая Суфия, — ответил Али-Баба, — я чувствую то же самое. Словно за решением загадки надо лишь протянуть руку…
— Должно быть, Али-Баба, нам все-таки понадобится помощь кого-то более сведущего, чем мы сами…
— Должно быть так, сестра моя. Ты позволишь мне расспросить об этом болтливого мудреца Маруфа?
— Более того, я настоятельно попрошу тебя об этом… А сама я пойду к старой Хатидже и попробую задать ей нашу загадку…
— Но, сестра, — испуганно проговорила Зульфия, — она же настоящая ведьма… Об этом знает весь базар…