Но перемена, которую он увидел, в единый миг охладила горящую в любовной лихорадке душу юноши. Али-Баба просто не мог поверить своим глазам – дом был покинут. Ни единой души не нашел Али за белым дувалом. Узкие окна, обычно наглухо закрытые из-за палящего жара улицы, сейчас были распахнуты настежь… В комнатах не осталось ничего, лишь гулкое эхо повторяло тяжелые шаги Али-Бабы. А посреди покоев, еще вчера бывших опочивальней красавицы, на полу лежало проклятое ожерелье. Дымчато-розовое сияние топазов в пустых комнатах казалось победным и каким-то… неземным. Горстке камней с далекой полуночи словно удалось выжить хозяйку из ее дома.
– Но почему же она так испугалась этих камней?
Снова в ответ зазвучали в голове Али-Бабы слова ювелира: «… уберечь от встречи с детьми самого Иблиса Проклятого!»
– Но при чем тут моя прекрасная ханым? Она самая обычная женщина, пусть и прекрасная, как сладостный сон.
Увы, разум подсказывал душе Али верный ответ, но юноша был словно заколдован. Глаза его не видели очевидного, уши не слышали громогласного и сердце отказывалось верить во что-либо, кроме своей больной любви.
Как призрак, бродил Али-Баба по пустым комнатам. И только сейчас задался вопросом, куда же делась его прекрасная Лайла вместе со своими слугами. Ведь даже двух часов еще не миновало с того мига, как юноша покинул эти стены. Но уже выветрился запах дорогих благовоний, успела остыть печь, а вездесущая пыль укрыла все вокруг серым пологом. Будто в этом доме никто не жил уже долгие месяцы.
– Но что произошло здесь? Быть может, на прекрасную Лайлу напали разбойники? Налетели и унесли из дома все до последней нитки?
«И оставили прекрасное и, заметь, Али-Баба, очень дорогое ожерелье валяться посреди опочивальни, словно сломанную шпильку?» Насмешливый голос внутреннего «я» был столь силен, что Али начал оглядываться по сторонам в поисках человека, произнесшего эти слова.
– О Аллах, я схожу с ума… Мне уже слышатся голоса, скоро я начну беседовать с призраками и пить с ними полуночный эфир как сладкий шербет…
Даже звук собственного голоса не вернул Али-Бабу в реальный мир. Юноша, наклонившись, поднял ожерелье с пола и вновь положил его в кожаный кошель. Потом вышел из дома и присел в беседке у крохотного ключа, что бил из-под земли.
– Дождусь утра, – пробормотал Али-Баба. – Похоже, моя любимая отправилась в загородное имение своего отца… А завтра на рассвете должны появиться слуги и подготовить ее дом к возвращению госпожи. Вот от них я и узнаю все.
Глаза Али-Бабы смежил сон, хотя было еще далеко и до полудня. Прохлада беседки была так сладка и так уютна, что юношу наконец покинуло возбуждение, однако безумие все еще продолжало гостить в его разуме.
Шли часы, Али-Баба спал. Он не помнил ни о лавке, куда могли прийти покупатели (а ведь они приходили и уходили, недовольно качая головами), ни о матушке, которая заждалась его дома (а она действительно беспокоилась о сыне), ни о красной полосе, которая появилась на шее его капризной возлюбленной. Хотя именно об этом он должен был бы думать – просто для того, чтобы вновь стать самим собой и понять, что же происходит вокруг.
Но как часто мы замечаем, что во сне решается задача, над которой бился весь день, как ночью приходит озарение, и утром чудесные строки ложатся на лист легко и быстро, словно не бился над ними весь вечер. Вот такое же чудо произошло и с Али-Бабой.
Сон даровал его влюбленной душе покой и дал разуму возможность взвесить все на точных весах истины. Долгий покой без сновидений основательно освежил юношу и вернул ему практичность и здравый смысл, присущие торговцу Али-Бабе. Вот поэтому, пробудившись в час рассвета, юноша готов был к любым сюрпризам нового дня.
О нет, его любовь не пропала в единый миг! Просто она уснула, ожидая того часа, когда сможет вновь наполнить светом радости душу Али. Да, Али-Бабе по-прежнему было тяжело думать о прекрасной ханым, с которой он расстался. Да, по-прежнему одно имя вызывало в душе юноши боль. Но, к счастью, эту боль можно было терпеть – так может болеть ладонь, если загнать в нее занозу. Но теперь можно было жить – ибо безумие покинуло душу Али, вновь сделав его разумным и предприимчивым.
Вставало солнце, заливая пока еще нежным теплом все вокруг. Али-Баба торопился, в единый миг вспомнив о матушке, которая не могла не волноваться о своем сыне, и о покупателях, которых ждал вчера.
Вот показалась калитка родного дома, вот на юношу пахнуло ароматом свежих лепешек, вот появилась матушка.
– О Аллах, мальчик мой, куда же ты пропал? Я так беспокоилась о тебе!
Али-Баба наклонился, подставив лоб для поцелуя, а потом взял руку матери в свои ладони и нежно прикоснулся к ней губами.
– Прости меня, добрая моя матушка! В последние дни я был так невнимателен к тебе, так груб… Но теперь все будет иначе – я вновь стану заботливым сыном и тебе более не придется волноваться обо мне.
Вмиг были забыты все слова упреков. Лишь в глазах матери Али-Баба заметил слезы. Но мгновение – и все прошло.
– Садись же есть скорее, глупый мальчик! Солнце уже высоко, впереди тебя ждет долгий день! Поешь и отправляйся в свою лавку; приказчики, должно быть, уже давно на месте.
– Ты права, добрая моя госпожа! Меня ждут дела и заботы, но без твоих лепешек день мой будет печальным и пустым…
– Мой малыш… – Матушка покачала головой, и вновь Али-Баба увидел в ее глазах слезинки. – Ты уже совсем взрослый… Такой красивый, умный… Не пора ли тебе жениться, Али?
При этих словах матери боль холодной рукой сжала душу Али-Бабы. Но он сдержался и, слегка улыбнувшись, ответил:
– Жениться? И уйти из этого дома? Кто же тогда будет кормить меня самыми вкусными лепешками в мире? Кто будет беспокоиться обо мне и не спать ночами? Кто, любимая моя матушка?
Женщина пожала плечами:
– Жена, мой мальчик. Жена будет печь тебе лепешки, устраивать скандалы, дарить любовь и заботу…
– О нет, мне забота чужого человека не нужна! Только твои упреки я в силах терпеть часами, только они доставляют мне ни с чем не сравнимое счастье был отчитанным любящей матерью…
– Болтун… Мальчишка… Да, я была не права, пытаясь найти тебе жену… Никакая девушка не выдержит такого болтуна, как ты…
– Ой, моя добрая матушка!.. – Тяжелый вздох вырвался у Али-Бабы. – Ты даже не представляешь, как ты права…
Но это была лишь секунда слабости. Уже в следующее мгновение Али-Баба вскочил, набросил на плечи черный кафтан и выбежал на улицу. Его ждали покупатели, лавка, приказчики… Жизнь, полная забот и радостей. А прекрасную и страстную ханым, которая исчезла из его жизни как облако утреннего тумана, этот новый, враз повзрослевший Али-Баба постарался не вспоминать.
И ему это почти удалось. День действительно оказался полным забот. Покупатели, словно почувствовав, как необходимо юноше забыться, целый день не покидали его лавки. Ковры разлетались как горячие пирожки. Даже минуты не было у Али-Бабы и его приказчиков, что присесть и отдохнуть. И лишь когда наконец убрались последние посетители базара, Али смог слегка прийти в себя.
А придя в себя, он, конечно, вновь вспомнил свою больную любовь, вспомнил горечь потери и ужас исчезновения. Печаль вновь тяжким покрывалом окутала душу Али-Бабы. Но теперь юноша понимал, что жизнь не заканчивается.
За Али закрылись тяжелые кованые ворота рынка. Теперь до восхода следующего дня единственными его посетителями и хозяевами оставались лишь метельщики и водоносы. А торговцы спешно расходились по домам, стремясь пусть к призрачному, но покою до следующего рассвета.
Али-Баба же был свободен как ветер. И потому решил прогуляться. Ноги вынесли его за городскую стену, на одну из тропок, что вела в горы. Вновь и вновь юноша мысленно возвращался к тому мигу, когда на шею возлюбленной легло ожерелье, вновь и вновь переживал он секунды расставания, вновь и вновь чувствовал, как накатывают на него, к счастью, все слабее, волны любовного безумия. И потому не сразу заметил Али, что ушел в горы так далеко, что не стало видно крепостной стены, умолк шум никогда не отдыхающего города. Лишь ветер шевелил ветви густого кустарника, да слышался колокольчик какой-то глупой козы, которая в поисках сочной травки забрела далеко от дома.