— Ахмед, кто у тебя прячется за спиной? — спросил, не дождавшись ответа на поставленный вопрос полный мужчина, убирая длинный острый нож за пояс, но саблю на всякий случай он продолжал держать наготове.
— Это наш новый предводитель, Сабир! Склоните же головы!
По рядам разбойников пронесся шум недоверия и возмущения.
— Что ты сказал? Повтори! — грозно повел саблей упитанный Сабир.
— Он сказал, что я ваш новый предводитель! — опять выступил из-за спины своего телохранителя Махсум.
— Кто этот щенок, позволяющий себе неслыханную дерзость? — проигнорировав Махсума, Сабир вновь обратился к Ахмеду.
— Дурак, это Черный Махсум! Простите его дерзость, мой шеф! — Ахмед поклонился Махсуму, на что тот только величественно кивнул. — Черный Кади мертв.
— Мертв? Кто посмел? — разъярился Сабир, взмахивая саблей и наступая на Махсума. — Это он? Этот заморыш?
— Не вздумай тронуть его, иначе будешь иметь дело со мной! — Ахмед тоже выхватил саблю и загородил рукой Махсума. — Он доказал, что имеет право быть нашим главарем: он знает тайну горы и назначен лично Мансур-ако!
— Тогда другое дело, — проворчал Сабир и разочарованно засунул саблю в ножны. — Только он какой-то… малахольный.
— Знаю, выглядит он не очень, — согласился с ним Ахмед, — но зато умен, хитер и быстр.
— Не верю, — отмахнулся Сабир и побрел к пещере.
— Погоди, — Махсум опять отстранил Ахмеда и вышел вперед. — Всем вина! Сегодня праздник!
— Что? — ошарашено охнул Ахмед.
— Что? Что такое? — загорелись глаза у остальных, а Сабир даже облизнулся.
— Одумайтесь, шеф! — быстро зашептал ему на ухо Ахмед. — Черный Кади запрещал нам пить, ибо вино — зло! Иногда, очень редко он позволял нам выпить по пиале, но не больше!
— Брехня! — скривил лицо Махсум. — Всем вина! По кувшину!
— Но…
— Я сказал: по кувшину! Нет, по два!
— А-а-а! — победно взревела толпа, с наскоку подхватила на руки перепуганного Махсума и потащила в пещеру.
— Стойте!.. Что вы делаете?.. Не надо!.. Одумайтесь!.. Лю-уди-и!.. — бежал следом за ними Ахмед, пытаясь отговорить своих соратников от ужасной глупости, но никто его не слушал. — А, пропади оно все пропадом! — сдался в конце концов Ахмед, выбившись из сил от бесполезной беготни по пещере, нашел в одном из углов запечатанный кувшинчик с вином и удалился с ним в сторонку. — Хоть дверь бы закрыл, шайтан тебя раздери! — недовольно пробухтел он, глядя на до сих пор настежь раскрытый вход в пещеру. — Тоже мне, шеф называется!
Глава 3. Али-баба
Горячий жирный плов с айвой и нутом был уложен горкой на лаган[3], увенчан крупным сочным куском баранины и выставлен в центр дастархана. Рядом с пловом расположились две косы[4]: одна с нарезанными крупными кусочками сочными помидорами, а другая — с чалопом[5]. Али-баба, захлебываясь слюной, потер ладони и протянул правую руку к плову. От аппетитных запахов сводило челюсти и кружилась голова, но вдруг кто-то больно пихнул его в бок. Али-баба живо одернул руку и огляделся — никого.
— Вставай! — раздался очень знакомый голос, казалось, из ниоткуда.
— Не встану! — огрызнулся Али-баба и вновь протянул руку к лагану.
— Что-о?! — возмущенно грянул в ушах голос. — Ах ты, бездельник! Вставай, я сказал! Дров нет, печь холодная, лепешек нет, а он валяется.
Али-баба обреченно вздохнул, но отказаться от еды было выше его сил. Он вновь потянулся к плову, но новый тычок в ребра заставил его отшатнуться от блюда. И тут аппетитные кушанья подернулись какой-то дымкой, заколыхались, словно мираж над раскаленными песками, и начали медленно таять.
— Стой! Куда? — Али-баба попытался ухватить исчезающий из-под его носа лаган с пловом, но с таким же успехом можно было пытаться поймать ветер.
— Вставай, бездельник! — опять повторил сердитый голос.
— Да встаю я, встаю, — проворчал Али-баба и медленно открыл глаза. — Даже во сне поесть не даешь, — сказал он своему брату Касыму, грозно возвышавшемуся над ним с упертыми в тучные бока руками.
— Ах ты, обжора! — возмущенно затопал ногами Касым, потрясая жирными щеками. — Даже во сне думаешь только о еде. Вставай, пока я не вышел из себя и не отходил тебя палкой!.. Кстати, а что ты собирался есть?
— Плов с жирной бараниной и салатиком из помидоров, — вздохнул Али-баба, поднимаясь с жесткой лежанки.