Разбойники вытянулись в струнку и бросились врассыпную к кувшинам с маслом.
— Ахмед, ты ничего не забыл? — спросил Махсум.
— А что такое?
— Уже ничего, — обреченно покачал головой Махсум.
Между тем уточнять уже было и вправду нечего. Разбойники, срывая крышки с кувшинов и брезгливо морщась, втискивались в них. Масло выплескивалось на пол, текло ручьями по полу. Шавкат застрял в узком для него горлышке и не мог двинуться. Некоторые, не успевшие забраться в кувшины, уже не могли этого сделать, поскольку ноги их разъезжались на скользком полу, и они выписывали кренделя, держась каждый за свой кувшин.
— Масло, — звучно хлопнул себя по лбу Ахмед. — Я забыл сказать, что нужно слить масло…
Разбойники в чистой и сухой одежде, стоя на отмытом до скрипа полу и держа миски с маслом на голове, ожидали приказа Ахмеда.
— По ко-оням! — привычно гаркнул Ахмед, занятый раскрашиванием собственно лица черной ваксой. Вакса никак не хотела наноситься сплошным ровным слоем, ложилась буграми, меж которых виднелись просветы, и Ахмеда это ужасно раздражало.
— Ахмед! — запоздало спохватился Махсум.
— Что? — вскинулся тот обернувшись. — Ох, ё!
Разбойники, все еще держа пустые миски на головах, штурмовали своих коней, обильно политых маслом, честно пытаясь взобраться на них. Некоторым это не удавалось вовсе, другие, повиснув поперек седел, съезжали с другой стороны, брякаясь головами в пол. Один все-таки умудрился кое-как взобраться на коня, но седло под ним перевернулось, и он, весьма удивленный этим, полетел на пол, до самого конца держа миску в нужном положении.
— Ой, держите меня! — надрывался от смеха дух пещеры. — Ох, не могу! Это цирк!..
— Это добром не кончится, — обреченно покачал головой Махсум, пряча непривычно бородатое лицо в ладони.
— По кувшинам! — скомандовал новоявленный мавр, но никто из разбойников не двинулся, подозрительно приглядываясь к незнакомому черному нахалу, решившему покомандовать ими, хотя его голос разбойникам и казался довольно знакомым. — Вы что, олухи, плети захотели? По кувшинам, я сказал!
— А ты кто такой? — подбоченился Саид. — Пришел тут, раскомандовался. Шеф, это что за хмырь?
— Кто я? Да вы что, сдурели? Быстро по кувшинам! — мавр потянулся за плеткой.
— Нет, шеф, правда, кто это? — спросил любопытный Азиз.
— А фиг его знает, — с серьезным лицом отозвался Махсум со своего «трона».
— Вы что, шеф! — округлил глаза мавр, изрядно перетрусив. — Кончайте так шутить.
— Ого, он даже знает, как вас зовут! — прицокнул языком Азиз.
— Это чей-то соглядатай! — вслух подумал Саид.
— Соглядатай… лазутчик… шпион… — пронеслось по рядам разбойников.
— Да вы чего, мужики? Шеф, скажите же им! — мавр начал отступать к выходу из пещеры.
— Держи его, гада! — взорвалась толпа разбойников. — Лови!
— Ай! — подпрыгнул мавр и бросился наутек, но толпа разбойников быстро настигла его и, скрутив, потащила обратно в пещеру.
— Пустите, пустите же меня! Что вы творите, идиоты? — извивался в их руках мавр.
— В горшок его, в горшок! — крикнул кто-то из разбойников, и все разом загомонили: — Горшок, горшок! Давай в горшок!
Упирающегося мавра подтащили к горшку и сунули в него вниз головой.
— Помогите! — гудело из горшка. Торчащие из широкого горла ноги беспорядочно болтались в воздухе. — Вытащите меня отсюда! Шеф, да что же это делается?
— А давайте его со скалы сбросим, вместе с горшком, а? — предложил находчивый Шавкат.
— Бу-га-га! — надрывался дух. — Вот умора! «Мавр сделал свое дело, мавр может уйти»[10].
— Ха-ха-ха, — вторил ему, держась за живот, Махсум.
— Я тебе сброшу, идиот писклявый! Я тебе сброшу! — прогудело из горшка, и ноги задвигались быстрее, будто сидящий в горшке мавр пытался сбежать. Вместе с горшком. — Всем бошки посношу, только выберусь отсюда.
— Ахмед? — подозрительно покосился на горшок Азиз. — Это ты?
— Я, болван, а то кто ж?
Злого и крайне надутого Ахмеда извлекли из горшка и аккуратно опустили на пол, затем предупредительно отодвинулись от него на безопасное расстояние.
— Вай, Ахмед! — сказал Шавкат. — Зачем ты выкрасился в черный цвет?
— Так надо, болван! В горшки, все в горшки! — Ахмед вскочил и, щедро раздавая пинки направо и налево, принялся загонять разбойников по горшкам. Те не сопротивлялись, чувствуя свою вину. К тому же Ахмед в ярости крайне несдержан в проявлении эмоций и мог запросто зарубить кого-нибудь.