— А где радость, то обязательно и пьянка, то есть, праздник. Получается, виноват во всем ты. Логика!
— Будь она проклята, эта ваша логика! — завозился на тушаке Ахмед. — Между прочим, есть еще пословица: «Гость необходим хозяину, как дыхание человеку. Но если дыхание входит и не выходит — человек умирает».
— Возможно, и есть такая пословица, только, похоже, они о ней здесь не слышали, — усмехнулся Махсум.
— Слышали, слышали. Но сидят нам назло! — прошипел, выходя из себя, Ахмед.
— Ну, разумеется, весь мир вращается вокруг двух каких-то разбойных морд.
— Что вы этим хотите сказать, шеф? — подозрительно уставился на Махсума Ахмед.
— Ничего. Забудь.
Между тем в комнату наконец внесли посуду с едой. Аппетитный плов с пылу с жару, обложенный крупными кусками баранины, разместился горками в двух больших лаганах; кабоб с поджаристым картофелем, посыпанный зеленью, был разложен в косы; салат из свежей зелени и чалоп распределили по глубоким тарелкам так, чтобы всем было удобно дотянуться до него. А меж всем этим вкусным великолепием, от которого у всех присутствующих потекли слюньки, попыхивали из носиков паром три круглый пузатых чайника.
Даже Ахмед забыл на время о своем ворчании и с удовольствием пополоскал руки в тазике, преподнесенном ему Марджиной, как и всем остальным гостям. Порядком изголодавшиеся гости набросились на еду, словно голодные леопарды, сметая все, что было на дастархане — орешки и легкие закуски, предшествующие еде и возбуждающие аппетит, сделали свое дело. Касым, напротив, ел очень мало, зато дутар пел в его руках не переставая, услаждая слух гостей этого гостеприимного дома.
Вскоре вполне насытившиеся гости начали один за другим отрываться от еды, отдавая предпочтение чаю, и тогда Али-баба вдруг обратился к Марджине:
— Марджина, ты не станцуешь нам?
— Ну что ты, — засмущалась та, прикрываясь платком. — Танцевать перед чужими людьми…
— Какие же они чужие, если это наши соседи! Да и что плохого может быть в красивом танце юной девушки?
— Просим! Просим! — начали хлопать гости в ладоши, подзадоривая крайне смутившуюся девушку. — Танец! Танец!
— Ну, хорошо, — помявшись еще чуть-чуть для приличия, согласилась Марджина. — А что вы хотите, чтобы я вам станцевала?
— Танец живота! — выкрикнул Ахмед, пожирающий Марджину сальными глазками.
Все присутствующие мгновенно обернулись к нему, но Ахмед не растерялся.
— А что такого? По-моему, очень красивый танец!
— Нет! — отрезал Али-баба. — Этой похабщине в моем доме не место! Станцуй нам, лучше…
— Танец с саблями Хачатуряна, — буркнул себе под нос Махсум, но в наступившей внезапно тишине его голос прозвучал достаточно громко, чтобы фразу расслышала даже стоявшая у дверей Марджина.
— А что, хороший танец! — глаза девушки загорелись. — Я даже видела где-то здесь, в доме сабли.
— Ну вот и все, — тяжко вздохнул Махсум, прислоняясь спиной к стене и закрывая глаза.
— Вы чего, ше… то есть, мой господин? — спросил у него Ахмед.
— Ничего. Голова что-то разболелась.
— Это, наверное, от голода. Вы же почти ничего не ели!
— Поверь, Ахмед, это уже неважно.
— Почему? — интонация, с которой произнес это Махсум, Ахмеду совсем не понравилась.
— Скоро сам все узнаешь.
В комнате опять появилась Марджина. В руках девушка держала две здоровенные сабли, кривые и немного ржавые — но для танца это не имело никакого значения.
— Касым, сыграй что-нибудь такое, быстрое.
Касым ударил по струнам. Музыка, разлившаяся волнами по комнате, даже отдаленно не напоминала знаменитую мелодию Хачатуряна, но вполне подходила для исполнения танца с саблями, ножами, кинжалами и прочими опасными игрушками. Стремительный ритм и быстрая смена звуков идеально вплетались в извивы танца, исполняемого Марджиной. Девушка неистово кружилась, прогибалась и извивалась, словно бушующее пламя. Сабли мелькали в ее руках с непостижимой быстротой. Сердца зрителей то замирали, то принимались неистово колотиться. И вот Касым в последний раз ударил по струнам, вырвав из чрева инструмента последний аккорд, и Марджина взметнулась в чувственном порыве; сабли взлетели вверх и вдруг стремительно рванулись к двум сидящим за столом людям, угрожающе застыв у самых горл своих жертв. Жертвами оказались мавр и его одноглазый хозяин. Мавр гулко стукнулся затылком в стену и свел глаза на хищно сверкающим голубоватом лезвии, подернутом ржой, а Одноглазый Хасан лишь сглотнул, ожидая смертельного жалящего удара, но Марджина медлила, держа сабли твердой рукой и глядя в глаза Махсуму, от которого у того внутри все сжималось от ужаса.