— Марджина, что ты делаешь?! — вскрикнул Али-баба, вскакивая и протягивая руку к девушки. — Остановись, ты сошла с ума!
— Али-баба, — произнесла Марджина, не отрывая взгляда от лица лже-Хасана, — когда ты уже перестанешь быть таким наивным?
— Но что я опять сделал не так? И убери, пожалуйста, сабли, молю тебя! Ты их можешь поранить.
— Не уберу!
— Но почему?
— Послушай, ты когда-нибудь видел мавра с белыми руками?
— С белыми — что? — не понял Али-баба, а Ахмед быстро спрятал руки за спину.
— Нет-нет, ты уж покажи руки! — приказала ему Марджина.
— Не покажу!
— Показывай! — девушка чуть сдвинула саблю вперед, и из небольшого пореза на шее Ахмеда показалась капелька крови.
— Ай! Не надо! — взвизгнул Ахмед, выкидывая трясущиеся ладони вперед. — Вот, на, смотри! Ну, белые, и что? Разве это преступление — иметь белые руки?
— Ох! — отшатнулся от него Али-баба, бросив взгляд на совершенно белые руки черного лицом Ахмеда. — Кто ты, о негодный человек, столь недостойно выкрасивший свое лицо какой-то черной гадостью и проникший обманом в мой дом?!
— Не скажу! Ничего не скажу!
— А второй? — спросил Али-баба у Марджины. — Кто второй?
— Неужели не догадался? — Марджина, не дожидаясь, пока Али-баба произнесет еще хоть слово, двумя ловкими движениями сабли сбросила с глаза важного гостя черную повязку и «сбрила» ему бороду.
— О-о! — по толпе гостей пронесся вздох изумления.
— Я тебя узнал! — вскричал Али-баба, указывая пальцем на боящегося даже вздохнуть Махсума. — Это ты продал мне тогда рабов на базаре. А я-то понять не мог, почему мне так знакомо это ваше «шеф»! И еще намеки про базар и нищих. Но что это за представление, почтеннейшие, все эти черные лица, бороды, повязки, караван? Вы решили меня разыграть, да? Признайся, это ты их подговорил, Касым?
— Я не… Я… — Касым отложил дутар в сторонку и повнимательнее присмотрелся к лицу мавра. — Это… ты! Ты, подлая змея с мешком камней! — Касым порывисто вскочил на ноги и унесся вон из комнаты. На кухне что-то загремело, разбилось, и в комнату опять влетел Касым, держа в руках скалку поболее той, которую он пользовал у себя дома. — Ну, держись, подлая собака!
— Ай! — вскрикнул Ахмед, заслоняясь руками. — Только не скалкой! Умоляю, уберите его от меня!
Касым зарычал и пошел на своего обидчика. Гости начали отползать в сторонку, боясь, как бы и им ненароком не перепало. Никто из них никак не мог взять в толк, что, собственно, происходит.
— Не подходи! Я страшен в гневе! — Ахмед отпихнул ногой низкий столик.
Посуда и кушанья полетели на пол и на гостей. Чайники опрокинулись, кипяток полился людям на ноги, и это послужило началом всеобщей паники. Лишь один очень старый аксакал не двинулся с места, а лишь довольно скалил свой почти беззубый рот, полагая, что это продолжение развлечений.
Касым заскользил на рассыпанных остатках плова, размахивая скалкой. Народ, пригибая головы, бросился врассыпную — кто в дверь, кто в окно. Касым, не удержавшись на ногах, грохнулся на столик и переломил его пополам. Скалка, просвистев перед самым носом Махсума, заехала по уху не успевшему увернуться Ахмеду. Тот взвыл от боли и опрокинулся вбок, визжа и катаясь по полу. Ухо у него быстро распухло и стало похожим на манту, на которую кто-то случайно сел.
— Стой, Касым! — взбросила саблю Марджина. — Они мои! Я должна им сама отомстить.
— Нет, они мои! Мой мешок! Они должны мне мешок! — Касым распихал ногами обломки стола и посуду и бросился под ноги Марджине. — Не тронь его!
Оба покатились по полу, пытаясь вырвать друг у друга сабли. Лишь Али-баба все также стоял посреди комнаты, тупо глядя на творящееся безобразие, и ничегошеньки не понимал. Да Махсум сидел у стены, все еще боясь шевельнуться.
— Стойте! — крикнул Али-баба. — Что вы делаете, несчастные? Касым, сейчас же слезь с Марджины! Марджина, перестань пинать Касыма, ты его калекой оставишь! Да прекратите же вы, наконец! — рявкнул во всю глотку Али-баба, топнув ногой так, что с потолка посыпалась штукатурка. Все разом застыли: и Марджина с Касымом, и гости, застрявшие в окнах и дверях, и даже Ахмед прекратил крутиться и подвывать. — Что здесь происходит?
— Ты что, дурак? — спросил Махсум у наивного простоватого Али-бабы.
— Почему? — удивился тот.
— Нет, он правда какой-то блаженный, — через силу усмехнулся Махсум, стряхивая со своего халата крошки, щепки и побелку.
— Не смей оскорблять моего Али-бабу, ты, паршивый разбойник, а не то, клянусь Аллахом!.. — Марджина вывернулась из-под Касыма, подхватила саблю, и та со свистом рассекла воздух.