Тогда Али-баба открыл сначала один глаз, потом другой и прислушался. Вокруг было все тихо, если не считать рева пламени, огненной бахромой обрамлявшего с обеих сторон вход в пещеру.
— Иа! — ослик, которому надоело стоять без дела, подтолкнул Али-бабу в бок, мол, давай, иди, делай свои дела и побыстрее возвращайся, а то, неровен час, вернутся разбойники, и нам обоим будет крышка.
— Да, ты прав, лопоухий, — Али-баба встал и медленно приблизился к пещере. Входить было боязно, и Али-баба, чтобы полностью успокоиться, крикнул, сложив ладони рупором: — Эй, есть кто-нибудь?
— Будь… уть… ть… — донеслось затухающее эхо из пещеры.
— Эй!
— Ей… ей… — отозвалось нутро пещеры, передразнивая Али-бабу.
— Никого, — подбодрил себя Али-баба и, сделав глубокий вдох, переступил порог. Замер.
Ничего не произошло. Лишь эхо его шагов заметалось по пещере. Теперь можно было идти спокойно. Зрение Али-бабы понемногу приспосабливалось к сумраку, царившему в пещере, в то время как сами глаза молодого дровосека все больше расширялись, принимая вид идеальных окружностей.
Пещера была огромна по своим размерам. Ее высокий свод подпирали множество толстых каменных колонн. Из стен в разных местах вырывалось пламя, видимо, служившее для освещения пещеры. Кое-где в чашеобразные выемки прямо из камня по трещинам струилась вода. Ровные каменные полы устилали дорогие ковры; на коврах горками возвышались мягкие подушки. Меж подушек стояла золотая и серебряная посуда, заваленная объедками; возвышались дорогие кальяны — разбойники, судя по всему, не причисляли себя к аскетам.
Чего в этой пещере только не было! Али-бабе казалось, проще перечислить то, чего здесь именно не было, разве то, что наличествовало. Во множестве боковых ниш грудами были свалены драгоценности, деньги и разные дорогие товары. Разнообразным тканям не было числа — от грубых льняных полотен до тончайшего индийского шелка и изысканной парчи всевозможных расцветок. В больших кувшинах находилось масло — розовое, оливковое, хлопковое, подсолнечное. В малых — вино, чей запах дурманил голову незнакомыми Али-бабе хмельными ароматами. Распахнутые сундуки ломились от монет и драгоценных камней. От их блеска даже при тусклом свете слепило глаза. От ячменя, овса, пшеницы и прочих круп трескались мешки, зерно сочилось сквозь расходящиеся швы тонкими струйками на пол на радость мышам.
У Али-бабы разбегались глаза. Он бросался из стороны в сторону, радостно восклицая, и хватал то золото, то драгоценные камни, то посуду, то валялся на тканях, щупая их пальцами и нюхая, то опять возвращался к сундукам с золотом и принимался рыться в монетах, слушая их переливчатый серебристый звон.
— Не может быть! Этого не может быть! — Али-баба подбросил в воздух монеты, окатывая себя золотым дождем. — Я богат! Я сказочно богат!
— Богат… ты богат, — отозвалось эхо.
— Мне наконец повезло! Деньги, как много денег!
— Много, очень много, — подтвердило эхо. — Бери, бери все!
— Да-да, все! Я возьму все! — но внезапно до Али-бабы вдруг дошло, что с ним кто-то разговаривает. Золотые монеты выпали из разом ослабших его пальцев и звонко заскакали по полу пещеры. Али-баба присел, оглядываясь по сторонам, сглотнул и задом заполз за сундук. — Кто… Кто здесь?
— Да никого здесь нет, — разнеслось гулкое под сводами пещеры. — С чего ты взял?
— Не обманывайте меня, почтеннейший. Я же слышу, что кто-то говорит.
— Тебе показалось, — уверил его голос. — Так что, берешь все?
— Мне ничего не нужно, честное слово! — Али-баба забился еще дальше в угол, дрожа от страха. — Я здесь случайно, поверьте. Тьфу на это золото, тьфу, тьфу!
— Нет, он все отрицает! — удивленно воскликнул голос где-то совсем рядом.
— Ну, я пойду, ладно? — осторожно спросил Али-баба, на карачках выползая из-за сундука и пятясь к выходу.
— Куда же ты так спешишь? — засмеялся неизвестный. — А как же богатства?
— Клянусь Аллахом, мне они не нужны.
— Совсем-совсем? — усомнился в его словах голос. — Может, все-таки возьмешь что-нибудь?
— Ну-у, — засомневался Али-баба. — Может быть, я и взял бы немножко, если бы мне было позволено.
— Так бери! — предложил голос без долгих раздумий.
— Кто вы? Я вас не вижу!