— Не дождешься! — крикнул ему вслед Али-баба, но дверь за Касымом уже закрылась.
Али-баба устало опустился на скомканную курпачу, сложил руки на коленях и опустил на них подбородок, задумчиво уставившись в свежевыбеленный чистенький потолок, который еще даже не успели засидеть мухи.
— Да! — входная дверь, скрипнув, вновь приоткрылась, и в ней возник нос Касыма. — Знаешь, ты так долго говорил, что это твой дом, так что я дарю тебе твою половину — я сегодня очень добрый, — противно захихикал он.
Красный нос исчез из дверного проема.
Дверь вновь захлопнулась.
— Расписку не забудь написать, о добрейший из добрых! — крикнул ему вслед Али-баба.
Когда счастливая старушка вернулась домой, Али-баба сидел все в той же позе, вдумчиво изучая стену напротив и никак не реагируя на возвращение матери.
— Ты что, оглох? — спросила та, входя в комнату. — Я тебя зову, зову. Помоги втащить сундук в дом!
— Зачем? — отрешенно спросил Али-баба.
— Как, зачем? Ты что, хочешь, чтобы такой отличный сундук стоял посреди двора? — возмутилась старая женщина. — Да в тебя, верно, вселился джинн!
— Какая теперь разница, где он будет стоять, — бесцветным голосом отозвался Али-баба.
— Что случилось? — в сердце старой женщины зародилась тревога. Холодок сковал ее тело, и узелок с обновками выпал из ее рук. — Али-баба, сынок, не молчи! Ты меня пугаешь!
— Я вас уверяю, мама, бояться больше совершенно нечего, — также спокойно ответил Али-баба, переведя взгляд на валявшийся у ног матери узелок.
— Золото?.. — охнула старушка, прикрыв ладонью рот.
— Нет больше золота! — Али-баба вскочил с курпачи и пробежался до окна и обратно. — Ни золота, ни проблем.
— Как… нет? — бледность разлилась по лицу старушки. — Куда ты его дел, признавайся, негодный?!
— Ну, я-то уж точно тут ни при чем, — Али-баба резко остановился посреди комнаты, обернувшись к матери. — Это все ваш обожаемый Касым! Пришел, увидел и, как всегда, забрал. Все и сразу.
— Ох, горе мне, горе, — старушка опустилась на пол и принялась причитать. — Да что же это? Да как же это?
— Но вы не переживайте, — успокоил ее Али-баба. — Зато у вас теперь целая куча платьев, в которых вы можете отдыхать в беседке на крыше, непрестанно умащивая себя благовониями.
— О, сынок, прости меня дуру! — кинулась старушка к ногам сына.
— А разве это что-нибудь изменит? — сухо заметил ей Али-баба. — Вставайте и хватит уже причитать.
— Мы нищие, мы опять нищие! — никак не унималась старушка, ползая по полу.
— Тоже мне, беда! Не впервой. Зато как легко дышится! — он набрал полную грудь свежего воздуха, пропитанного ароматами яблок и травы, расправил плечи и улыбнулся.
— Али-баба, сынок, прошу тебя, сходи опять в пещеру!
— Ну уж дудки! Не дождетесь, мама! Чтобы вы опять скупали по полбазара в день?
— Нет. Мне больше ничего не надо! Сходи, а?
— Если вам ничего не надо, так зачем тогда деньги? — спросил Али-баба и, не дожидаясь ответа, вышел во двор. Возобновившиеся причитания матери заглушила закрывшаяся входная дверь.
Едва не налетев на стоящий у самого порога огромный расписной сундук, Али-баба тихонько выругался, плюнул на него и, обойдя деревянную несуразную громадину, направился в стойло.
— Пропади оно все пропадом! И сундуки, и тряпки ваши, и побрякушки! Сейчас пойду, куплю себе топор и…
— Иа! — изрядно располневший от безделья и обжорства лопоухий, завидев хозяина, радостно завертелся возле кормушки.
— Ты еще, животное! — вконец разозлился Али-баба. — Все, хватит! С сегодняшнего дня переходишь на здоровый образ жизни: сено, горная трава и пробежки в горы.
— Иа? — растерялся осел от такого напора, вжимаясь округлившимся задом в стену стойла.
— Вот тебе и «иа»! — Али-баба порылся в углу стойла, извлек припрятанный кошель, вынул из него одну золотую монету и, вернув кошель обратно в тайник, заспешил со двора. Нужно было поспеть на базар, пока тот не закрылся. Возможно, ему и удастся еще сегодня отыскать хороший крепкий топор.
Глава 6. Находчивый Касым
— А здорово мы его провели, шеф? — все никак не мог успокоиться Ахмед, восторгаясь своим новым главарем. — Как последнего этого… лоха на паперти!
— Хм-м, — важно отозвался бодро вышагивающий по пыльной каменистой дороге Махсум в направлении гор.
— Правда, лошадей нам сразу не дали, но это ничего, правда?
— Неправда, — не согласился с ним Махсум. Пот под черными одеждами катился с него градом. — Я бы предпочел ехать, а не тащиться по этому проклятому солнцепеку пешком. Хоть ветерок обдувал бы. И еще эти черные тряпки в такую жару! И кто только это придумал?