Дядя был одет в абу на шелковой подкладке, на голове — небольшая черная меховая шапочка, густая борода и ногти выкрашены хной в знак поклонения имаму Гусейну, который тысячу лет назад проливал кровь во имя истинной веры. Маленькие глаза дяди смотрели на мир устало. За ним суетливо следовали три фигуры, с ног до головы укутанные в чадру, — его жены. Далее шли евнухи — один с лицом ученого, второй — худой, напоминающий ящерицу. Третий был необычайно мал ростом, но весь его вид свидетельствовал, что он необыкновенно горд тем, что ему доверено оберегать честь Его Превосходительства.
Дядя медленно спустился по трапу. Я обнял его и почтительно поцеловал в левое плечо, хотя на улице этого можно было бы не делать. В сторону жен я даже не взглянул. Мы сели в фаэтон, жены и слуги разместились в следующем за нами крытом экипаже. Картина была столь внушительной, что я велел извозчику свернуть с дороги и везти нас по бульвару: пусть весь город знает, как богат мой дядя.
Я увидел Нино, она стояла на бульваре и с улыбкой смотрела на меня.
Дядя с достоинством поглаживал бороду.
— Ну, какие новости в городе? — спросил он.
Я хорошо знал свое дело. Рассказывая о новостях, следовало начинать с незначительных мелочей и лишь потом постепенно переходить к главному.
— Ничего особенного, — ответил я. — На прошлой неделе Дадаш бек убил Ахундзаде, который осмелился появиться в городе после того, как восемь лет назад похитил жену Дадаш бека. На следующий же день Дадаш бек убил его. Сейчас полиция разыскивает его, но не найдет, хотя весь город знает, что он скрывается в Мардакянах. Умные люди говорят, что Дадаш бек поступил правильно.
Дядя одобрительно кивнул.
— Какие еще новости?
— Да, русские нашли в Биби-Эйбате много нефти. Нобель привез в город громадную немецкую машину. Говорят, он собирается засыпать часть моря и искать там нефть.
Дядя очень удивился.
— О Аллах, о Аллах! — озабоченно проговорил он и поджал губы.
— Дома у нас все в порядке, и, с позволения Аллаха, я на следующей неделе заканчиваю учебу.
Так я болтал всю дорогу, а старик внимательно слушал меня. И уже около самого дома я опустил глаза и словно бы между прочим обронил:
— В город приехал знаменитый врач из России. Он, говорят, очень хороший врач. Посмотрит человеку в лицо и сразу может определить его прошлое, настоящее, а потом расскажет и будущее.
Ни единый мускул не дрогнул на скучающем лице дяди. Он лишь равнодушно поинтересовался фамилией врача, и я понял, что попал в самую точку.
Ибо это всё называют у нас «хорошим поведением и благородным воспитанием».
Глава 2
Втроем, то есть отец, дядя и я, мы расположились на плоской крыше нашего дома, невысокий парапет которой укрывал нас от ветра. Стояла сильная жара. Крыша была устлана мягкими, яркими карабахскими коврами, на которых мы сидели, поджав по-турецки ноги.
Перед нами на скатерти были расставлены вкуснейшие восточные блюда медовые лепешки, засахаренные фрукты, шашлык, плов с курицей и кишмишом.
Всякий раз, наблюдая, как едят мои отец и дядя, я восхищался аристократической утонченностью их движений. Держа левую руку неподвижно, они одними лишь пальцами отрывали кусок лаваша, захватывали им кусок мяса, заворачивали мясо в лаваш и отправляли в рот. Затем дядя медленным движением погружал три пальца в жирный, ароматный плов, сжимал рис в плотный комочек и отправлял его вслед за мясом, да так ловко, что ни одно зернышко при этом не падало.
Клянусь Аллахом, зря русские хвастают своим умением есть с помощью ножа и вилки. Этому любой дурак научится за месяц. Я и сам прекрасно управляюсь ножом и вилкой, и знаю, как следует держать себя за европейским столом. Но за свои восемнадцать лет мне так и не удалось научиться есть с такой элегантностью, как это делали дядя и отец. С помощью лишь трех пальцев они могли съесть любое из бесчисленных восточных блюд.
Нино нашу манеру есть называет варварской. В доме Кипиани всегда едят по-европейски, за столом. Мы же садились за стол только в том случае, если у нас в гостях были русские. Нино ужасалась, пытаясь представить себе, как я сижу на ковре и ем руками. При этом она забывала, что ее родной папочка в первый раз взял вилку в руки в двадцать лет.