Опасны горные дороги весной. То и дело пересекаются они пенящимися горными потоками. Размытые глыбы земли свисают над пропастями. Того гляди оборвутся, а с ними и арба, люди. Узки горные дороги...
Ехали часа три, остановились источника напоить точно буйволов. В эту минуту быстро спустился, скатился кубарем, по тропинке высокий человек. Широкополая войлочная шляпа при -
крывала красное, обожженное солнцем лицо. Глаза были защищены голубыми очками. За спиной висел брезентовый зеленый мешок, а сбоку болталась странная круглая жестяная коробка на ремне. Человек подошел Зауру.
— В Тифлис?
— В Тифлис, — сказал Заур.
— Подвезите меня, будьте добры, до шоссе, измучился, ух, — сказал человек, вытирая, лицо большущим платком, — и все травы эти завели,
добавил он как бы про себя,— невесть куда залез, по крайней мере хоть не зря. Что ж, подвезете меня?
—Можно, — сказал Заур.
Потолковали, сговорились.
И опять медленно поплелись буйволы. Дорога становилась все уже. Огромные красноватые глыбы земли свисали справа. Левое колесо арбы катилось по самому краю обрыва.
Ехали с полчаса, и стало вдруг быстро темнеть, хотя солнце стояло высоко. И неизвестно откуда огромные иссиня-черные тучи загромоздили небо, путаясь горных вершинах. И совсем пропало солнце, и стало темно как в сумерках, потом сразу светло, на одно только мгновенье, словно небо раскололось
изломанной ослепительно- серебряной щелью. Потом снова и снова...
И загромыхало небо, загромыхали горы скалы, как - будто округ ломалась и рушилась земля. А по черному небу справа и слева неустанно хлестал серебряный бич молнии. И с грохотом, треском, рокотанием, свистом, воплями грозы сливался неровный, непрерывный шум, точно на землю без устали выливали полные ушаты воды…
А когда небо до последней капли вылилось на землю опять заблестело солнце, нажаривая камни, и ворчливо разбрелись тучи, буйволы все так же невозмутимо тащили арбу по размытой дороге. Вдруг Заур дернул вожжи, остановив арбу. Вдалеке послышался глухой рокот, точно надвигалась откуда-то вторая гроза, потом гул затих.
— Обвал, — сказал Заур. — нельзя дальше ехать.
—Почему нельзя? --спросил отец Али.
— Опасно, — оборваться можно, дорога узкая.
— Проедем, —сказал отец.
Заспорили. Спорили горячо, криком, размахивая руками.
Наконец тронулись дальше.
Не проехали пяти минут, как опять остановились. Часть дороги была засыпана землей. Дорога обвисала над пропастью, угрожая каждую секунду обвалиться.
— Я говорил, — сказал Заур, — надо поворачивать на другую дорогу.
Но в эту секунду огромнейшая глыба земли медленно обвалилась под задним колесом арбы. Заур спрыгнул ходу. Буйволы рванулись вперед. В упряжи что-то лопнуло. Буйволы остано- новились, тяжело поводя боками, опустив головы. Арба висела на краю обрыва, держась одними передними колесами внезапно опять набежал сильный порыв ветра, заметались кустарники, прилегли травы. Вдали новым раскатом прокатился гром.
— Али,— сказал отец, — беги, скорей беги в соседний аул, зови на помощь, скорей. Если будет еще гроза, нас снесет в пропасть вместе арбой. Скорей.
Как дикий молодой козленок помчался по до роге Али.
Бежать было нелегко. Ноги расползались по скользкой земле, срывались. Несколько раз Али падал. Несмотря на свою привычку к горам, мгновениями он изнемогал. Он раскровянил себе колени, сильно ушиб локоть...
Али напрягает последние силы. Аул далеко. Не успеть. Но вот вдали голоса... помощь...
Али свертывает с дороги на узкую горную тропинку, пахнет дымком. Редкие дребезжащие блеяния. Горные пастухи...
Теперь Али уже кубарем катится вниз, а с ним трое рослых горцев... Пора. Земля под арбой все более и более оседает.
Нелегко выпрямить арбу, нужно распрячь буйволов, приходится изо всех сил подпирать арбу телом. Заур кричит, бранится, пастухи кричат, отец Али кричит, одни только буйволы
покорно невозмутимы.
Только успели повернуть арбу, впрячь буйволов и съехать с опасного места, как небо разразилось новым ураганом потоками дождя.
Кусок дороги, где за минуту перед тем стояла арба, внезапно дрогнул, шевельнулся, точно живой, словно поколебался одно мгновенье, и медленно и тяжело рухнула вниз огромная глыба.
На месте дороги разверзся широкий провал, внизу темнела пропасть шумящей внизу, в
глубине, речкой.
Все молчали. Один только спутник пробасил.
—Здорово... Вот так штука.
Ехали медленно. Выехали другую дорогу, более широкую, которая вела на шоссе. Ехать по шоссе было дольше, но зато вернее. Али любопытством поглядывал на незнакомца, главное круглую жестянку, которую незнакомец, бережно сняв себя, положил на край арбы.
„Верно много денег там",— думал Али.
На одном из поворотов арба задела колесом большой камень и сильно привскочила, накренясь на один бок. Жестянка подскочила вместе с арбой, перелетела через край и покатилась вниз в пропасть, со звоном цепляясь за камни.
—А-а-а! —застонал путешественник, схватившись за голову, батюшки, помогите, стой, держи, гербарий мой, гербарий!..
Арба остановилась, буйволы чуть-чуть повернули головы.
Отец Али соскочил и развел руками, знаками показывая незнакомцу, что делать нечего. Жестянка висела, зацепившись ремнем за кустарник, глубоко над пропастью. Гербарий мой, гербарий,— стонал незнакомец, бегая по краю обрыва.— Все пропало, все даром, все труды даром… Он не помнил себя от отчаяния, казалось вот-вот бросится сам вслед за жестянкой.
Очки слетели с его носа, фетровая шляпа валялась на дороге пыли. Нагнувшись над обрывом, незнакомец тянулся к жестянке руками, шепча что-то, чуть не
всхлипывая:
—Гербарий мой, лучшие травы, редчайший экземпляр Gепtіапа. Из-заних на ледник лазил пропало, все, все... И какие экземпляры …
—Я достану,— вдруг сказал Али. Не успел незнакомец опомниться, как Али уже скользил на животе по отвесу, цепляясь руками за камни и выступы.
—Расшибешься, сорвешься, не надо, не надо! —кричал незнакомец вужасе наклоняясь над пропастью.
Но жестянка была уже руках Али. К его удивлению, она оказалась чрезвычайно легкой.
Через несколько минут Али уже стоял на дороге, потный, с расцарапанными руками и,
широко улыбаясь, протягивал незнакомцу жестянку. Незнакомец ошалел от восторга. Он громко захохотал, расцеловал Али, бросился с жестянкой к арбе, от арбы опять к Али, наконец сел на камень, отдуваясь, обмахиваясь платком: