— Свои дела я сделаю сама — надо же мне как-то себя занять,— твердо сказала она.— Самое лучшее, что вы можете для нас сделать — это немного подбодрить мистера Джеффри.
В этот момент Джеффри выглянул из гостиной и сказал:
— Привет! Я так и думал, что это вы. Он протянул Памеле руку.
— Заходите. Я очень рад вас видеть.
Под глазами у него были черные круги, говорил он тихо и без улыбки. У Памелы дрогнуло сердце.
— Только обещайте выгнать меня, когда я вам надоем,— сказала она, расстегивая пальто.— У вас, наверно, уйма дел.
— Наоборот,— отозвался Джеффри,— я как раз удивлялся, что мне нечего делать. Я решил сегодня остаться дома на случай, если я понадоблюсь инспектору; но до сих пор никто даже не позвонил. После вчерашней суматохи от этой тишины делается не по себе. Послушайте, снимайте пальто совсем — у вас такой вид, точно вы в любую минуту встанете и уйдете. Вы спешите?
— Нисколько,— ответила Памела. Джеффри помог ей снять пальто, аккуратно свернул его подкладкой наружу и повесил на спинку стула.
— Вчера вы были просто великолепны,— сказал он.— Так решительно взяли все в свои руки. Я хотел вас поблагодарить. Боюсь, что я обошелся с вами довольно небрежно. Курите?
— Спасибо. А вы?
Джеффри достал трубку и опустился в кресло напротив нее. Наконец, он мог ее хорошенько рассмотреть. О ее внешности не могло быть двух мнений — Памела была чрезвычайно хороша собой. Обычно ему не нравились девушки с рыжими волосами — на них можно с удовольствием смотреть со спины, но когда они оборачиваются, у них оказывается бело-розовая кожа и невыразительные черты. Тут было совсем другое дело. У Памелы были темно-рыжие волосы, как у красавиц на портретах Тициана, матовая кожа и карие глаза. Он никогда не видел такой красивой женщины. Поймав себя на том, что смотрит на нее не отводя глаз, Джеффри улыбнулся и сказал:
— Простите, что я на вас так беззастенчиво пялюсь. Должен признаться — только не сердитесь — что на вас очень приятно смотреть. Боюсь, что в вас будут влюбляться ваши пациенты. Вы ведь собираетесь стать врачом, верно?
— Собираюсь,— ответила Памела.— Но диплом я получу только через два года.
— Вам нравится медицина?
— Очень. Работать, конечно, приходится много, но зато уж никогда не соскучишься. Мне нравится работать в операционной, хотя, разумеется, операций мне еще не доверяют. Но мне хотелось бы стать хирургом. У нас прекрасные женщины-хирурги. В конце концов, чтобы удалить аппендикс, не надо иметь мускулы грузчика, а с нервами у меня все в порядке.
— Уж это да,— отозвался Джеффри.— Правда, я не представляю себе хирурга с вашей внешностью.
Они помолчали. Потом Джеффри сказал:
— Я все думаю про вчерашнее. Какой страшный конец. Но по крайней мере я рад, что отец, как вы говорите, умер мгновенно.
— Тут нет даже тени сомнения. Он и не знал, что с ним случилось.
— Это меня немного успокаивает. Невыносимо думать, что бедный старик умер в мучениях и ужасе. Мы с ним всегда были друзьями. Мне его будет очень не хватать.
Памела кивнула.
— Правда, война нас надолго разлучила, но он мне часто писал, и мы по-прежнему были близки. Надо же, чтобы это случилось именно сейчас, когда кончилась война и он опять начал радоваться жизни. Он был так счастлив и горд, когда мы с Артуром вернулись домой. Он бы прожил еще лет десять, а то и двадцать — честное слово! Впрочем, зачем я к вам пристаю со своими бедами?
— Пожалуйста, продолжайте,— попросила Памела.— Вам надо выговориться.
Джеффри невольно улыбнулся.
— Вы как будто рецепт выписываете. Но вообще-то говоря, вы правы. Во всяком случае, мне хочется рассказать вам о нем. Главное — что он не был старым уставшим от жизни человеком. Ему все было интересно. В молодости он отлично управлялся с парусами" Сейчас, конечно, в это трудно поверить, глядя на «Беглянку» — это наша яхта. Два мотора, парусов нет вовсе. Но до войны у него был одномачтовый тендер, около десяти тонн водоизмещения, и мы с ним немало поплавали вдоль побережья. Вот было славное время! Он любил море — и научил и меня любить его. Несколько раз мы попадали в опасные переделки — в море без этого не бывает — но он был опытный моряк. Я думал, что он доживет до глубокой старости — и вот!.. Как это несправедливо! Такой страшный конец!
— Да,— тихо проговорила Памела.— Но если бы вы видели стариков, которые ложатся к нам в больницу и умирают медленной смертью после безнадежной операции. С ним могло бы случиться то же самое. Хотя я понимаю, что вас это не утешает.
Джеффри разжег погасшую трубку.
— Что ж,— сказал он.— Он уже умер. Осталось проклятое следствие и мысли о том, кто это мог сделать. Бог знает, что теперь будет с фабрикой. Кстати, вы знакомы с моим двоюродным братом Артуром Кроссом?
— Мне кажется, я с ним столкнулась вчера у калитки. Говорить мне с ним не пришлось. Как он все это воспринял?
— Он вообще скрытный человек — не поймешь, что он чувствует. Разумеется, он не был так привязан к отцу, как я. Странный он парень. В начале войны он попал в плен и там хлебнул лиха. Это, конечно, наложило на него свой отпечаток. Да вы его еще увидите. Он толковый работник, и, наверно, лучше всего было бы, если бы он взял дело в свои руки. Я и сам собирался помогать отцу на фабрике — он очень этого хотел — но теперь...
— Разве вы не можете остаться на флоте?
— Для мирного времени я уже стар. Вот расскажу молодым все, что знаю, и уйду. Флотских офицеров готовят с детства — лет с тринадцати. Скажите, из полиции вам сегодня не звонили? Мне не нравится эта тишина.
— Лейтенант Джексон приходил с утра. Его интересует человек, который мне позвонил, но я мало чем могла ему помочь.
— Что ж, это их работа, а не наша. Сам я не представляю, кто бы это мог быть. Как, вы уже уходите?
— Да, мне пора. Надо идти в магазин.
— Большое спасибо, что зашли,— сказал Джеффри, помогая ей надеть пальто.— Вам, конечно, досталось ни за что, но я вам очень обязан. Наверно, мне пора перестать жалеть себя. Послушайте, вы свободны сегодня вечером? Может быть поужинаем вместе?
— Может быть,— ответила Памела. Джеффри заметно повеселел.
— Правда? Замечательно! А то бы я, наверное, напился в одиночку. Поедемте в центр — я знаю пару преуютных ресторанчиков. Если вы не возражаете, я вас отвезу на нашем старом «Моррисе». Я заеду за вами в семь часов, хорошо?
— Прекрасно,— сказала Памела. Джеффри проводил ее до калитки и долго смотрел ей вслед.
Днем Джеффри позвонил в полицию.
— Это Джеффри Холлисон,— сказал он Джексону.— Что-нибудь прояснилось?
— Инспектор поехал к вам,— ответил Джексон.— Как вы себя чувствуете, сэр?
— Спасибо, ничего. Да, вы правы, вон подъехал его автомобиль. До свидания.
Джеффри положил трубку и пошел открывать инспектору дверь.
— Добрый день, мистер Холлисон,— сказал Джемс в ответ на приветствие Джеффри.— Надеюсь, вы простите меня за то, что я опять вам надоедаю?
— Простить? Я весь день вас жду. Мне ничего не говорят. Даже мисс Уитворд знает больше меня.
— Так у вас была мисс Уитворд? Очень симпатичная девушка. Джексон совершенно ею очарован.
— Ничего удивительного,— сказал Джеффри.— Ну так что, инспектор, узнали что-нибудь новое?
— В понедельник будет коронерское дознание (Предварительное дознание, проводимое в случае внезапной или насильственной смерти специальным должностным лицом — коронером — с участием присяжных), — сказал Джемс.— Вам, конечно, надо присутствовать. Я позвонил мистеру Кроссу и предупредил его тоже. Мы также вызовем миссис Армстронг и мисс Уитворд.
Джеффри кивнул.
— А кто... вы еще не знаете, кто это сделал?
— Боюсь, что нет, сэр. Если исключить возможность, что убийца — совершенно посторонний человек, то подозреваемых раз-два и обчелся. В этом вся сложность.
— Да, это так. Я всю ночь не спал и ломал голову. Если только нет какой-нибудь темной лошадки, о которой мы ничего не знаем, то подозреваемых двое-трое, не больше.
— Двое,— сказал Джемс.— Но улик нет никаких.
— Зато есть превосходный мотив. Вы вчера были достаточно откровенны, инспектор, и я тоже не слепой. Кому в целом свете выгодна смерть отца? Мне и Артуру. Но Артур этого сделать не мог. У вас была ночь на раздумье. Ну и как, вы считаете, что это сделал я?