Вставал вопрос: сможет ли инспектор додуматься до того, как Кросс подделал алиби? Догадается ли он, что Кросс подменил уличную табличку? Что ж, у инспектора Джемса достаточно живое воображение — если Кросс сумел это придумать, то он сумеет разгадать его уловку.
К тому же если появится свидетель, хотя бы и с такой сомнительной репутацией как у Дорис, заявляющий под присягой, что Кросса в разбомбленном доме никогда не было, не поколеблет ли это уверенность его собственных свидетелей? Если к тому же Джемс подаст им идею фальшивого алиби? Да и присяжные могут задуматься: в самом деле, стоял густой туман, ошибиться было легко. Кросс представил себе, как речистый прокурор бросает тень сомнения на показания его свидетелей.
Вот тогда все остальные улики против Кросса встанут на место. Инспектор расскажет, как Кросс дважды подбирал на кругу пассажиров — и оба раза в четверг и в туманный вечер он обратит внимание присяжных на то, что Кросс отсутствовал целых пять минут — достаточно для того, чтобы совершить убийство; он объяснит, что телефонный звонок врачу был нужен только человеку с фальшивым алиби, и что Кроссу было необходимо изменить во время этого разговора голос, потому что позднее он мог встретиться со своим собеседником в качестве члена семьи убитого; он докажет, что страничку с записями Джеффри мог подсунуть под убитого только человек, хорошо знавший обстановку в доме; не забудет он и следы крови на пальто Кросса, которые тот так поспешно постарался свести; упомянет, что Кросс что-то сжег в камине; доберется и до шаткого финансового положения подозреваемого и докажет, что наследство было для него большим соблазном. Когда проинструктированный Джемсом обвинитель изложит это все присяжным, уложив каждый кусочек головоломки на свое место, положение Кросса будет незавидным. Какое решение вынесут присяжные, предсказать было невозможно. Но Кросс знал, что смертные приговоры выносились на основании и куда менее убедительных косвенных улик. Его несомненно арестуют; ему придется предстать перед судом; это займет недели, может быть, месяцы. При самом лучшем исходе он еще очень долго не сможет уехать за границу, а за это время, глядишь, всплывут убийственные факты его лагерной биографии — и это уже будет конец. Нет, никак нельзя допустить, чтобы Дорис пошла со своей историей в полицию.
Значит, Дорис надо заставить замолчать. Тут лишь два пути: или убить ее побыстрее, пока их еще не видели, или купить ее молчание — и покупать его до бесконечности.
Кросс знал, как трудно противостоять шантажу. Из него самого получился бы прекрасный шантажист. Он бы выкачал из своей жертвы все деньги, до последнего пенса. А как поведет себя Дорис? Шантаж — дело не такое простое.
Кросс постарался припомнить все подробности ее поведения. Она знает цену имеющейся у нее информации — значит, она не так глупа, как кажется. Она очень ловко повела дело. Ее «вкусы», как она выразилась, пока что обойдутся ему не так уж дорого, но аппетит приходит во время еды. Она не разборчива в средствах, жадна и лишена жалости. До какой степени возрастут ее требования, кто знает, но есть все основания полагать, что она ощиплет его как цыпленка.
Дать ей куш и удрать в Южную Америку? Тогда она пойдет в полицию, чтобы ему отомстить, а по обвинению в убийстве его без разговоров выдаст любая южно-американская страна. Конечно, можно изменить имя; исчезнуть, уйти в подполье — но разве за этим он убивал дядю Чарльза?
Нет, он не может жить с таким камнем на шее. Кросс вспомнил голос Дорис и его всего передернуло. Как мерзко она хихикает! Как начала орать, когда Кросс попытался от нее отмахнуться! Куда только девалось кокетство и заигрывание! Она сведет его с ума. Пока она жива, у него не будет покоя.
Значит, надо ее убить. Да, с наслаждением! Но это нелегко организовать. Убийство дяди он тщательно продумал, подготовился, предусмотрел все — почти все — осложнения. С Дорис это не получится. Надо действовать быстро — у него в распоряжении не более двух суток. Да и то опасность велика. Когда ее фотография появится в газетах, привратник может вспомнить, что она приходила к Кроссу. Если между ними проследят связь, полиция сцапает его, не раздумывая. Два убийства за неделю, и в обоих замешан Кросс! Да, дела плохи. Кросс мрачно подумал, что так, наверно, чувствует себя генерал, когда тщательно подготовленное наступление сорвалось и контрнаступление противника начинает набирать силу. Неужели счастье окончательно отвернулось от него? Удастся ли ему еще раз придать событиям нужный ход?
Кросс устал, настроение у него было отвратительное. Надо выспаться — утро вечера мудренее. Вечером он встречается с Дорис, тогда и решит окончательно, как с ней поступить. Вдруг она окажется более сговорчивой, чем он смеет надеяться.
Ровно в семь на следующий вечер Кросс остановил свой «Ровер» на кругу. Хорошо, что уже темно,— подумал он,— вряд ли кто-нибудь обратит на нас внимание.
Он знал, откуда появится Дорис, и внимательно ее высматривал. В пять минут восьмого она подошла к машине своей развинченной походкой. Он открыл ей дверцу. На ней была все та же кроличья шубка, а под ней он увидел платье из лиловой материи с блестками и безобразно-огромную переливающуюся искрами брошку. От нее так разило духами, что в машине стало трудно дышать.
— Ну вот, кавалер, я сказала в магазине, что ухожу,— объявила она, едва усевшись.— Ох и выдала же я этой стервозе! «Если вы воображаете, что я позволю
так со мной разговаривать,— говорю,— так этот номер не пройдет. Еще воображаете себя порядочной дамой,— говорю,— да вы с порядочной дамой и рядом не стояли.» Жалко, что ты не слышал, как я ее отделала. Ох, выпить хочется! Может, зайдем в «Манки пазл», а?
Кросс включил скорость.
— Зачем нам здесь околачиваться?— спросил он.— Я заказал столик в «Мулин верт» на семь тридцать. Если мы опоздаем, его могут занять.
— Никому они его не отдадут, раз ты его заказал. Ты у них, небось, постоянный клиент, а?
Она толкнула его локтем.
— Нет, я там никогда не был. Мне этот ресторан рекомендовал один приятель. Это недалеко.
— Ну ладно, посмотрим, что за кабак,— сказала Дорис.— Хотела бы я видеть физиономию этой старой коровы, если бы она узнала, что я ухожу от нее не просто так, а в компании с владельцем лакокрасочной фабрики мистером Артуром Кроссом. Вот бы у нее глаза на лоб вылезли! Чего она мне только не наговорила! Знаешь, что я ей сказала?—Дорис хихикнула.— Я сказала, что уезжаю на уик-энд в Париж. Она так и села.
— Ты ей сказала, что уезжаешь со мной?
— Что ты! Если я начну тобой хвастаться, могут подумать, что тут дело нечисто.
— Умница. Какой смысл убивать курицу, которая несет золотые яйца?
— То есть как?
— Ну ты же сама сказала: если что-нибудь заподозрят, тебе от меня не будет больше толку.
— Не беспокойся, я умею держать язык за зубами, когда это мне выгодно. Другое дело в Париже — там тебя никто не знает.
— В Париже?
— Ну да. Я же сказала, что мы едем туда на уик-энд.
— Дорогая моя, в Париж нельзя просто так сорваться и уехать. Надо выправить паспорта и все такое.
— Вот и выправи.
— Конечно, можно попробовать.
— Вот и попробуй, тоже мне проблема. А вот Сай говорил, что может хоть сейчас забрать меня с собой в Штаты, только у него там нет жилья. Ничего, что я тебе о нем рассказываю?
— Рассказывай, сколько угодно,— ответил Кросс.
— Такой был славный парень. Огонь! А в тебе, я смотрю, рыбья кровь. Надо тебе добавить жару.
— Мне уже полиция дала жару.
— А я еще добавлю. Дай только срок. Слушай, а ты и вправду укокошил своего дядю?