— Раз вы так много об этом говорите, значит, не так уж вам все безразлично,— заметила Памела.— Вы знаете, что совершили чудовищные преступления.
— Вы меня не поняли,— сказал Кросс.— Я не собираюсь обсуждать с вами психологический портрет убийцы. Я просто хочу, чтобы вы поняли, что со мной не стоит шутить. Я знавал горячие головы, что бросались на пистолет. Вот и Джеффри такой. А я стараюсь довести до его сознания, что этого делать не надо. Давайте я вам расскажу про свой последний день в Клоге — так назывался наш лагерь. Это было перед самым приходом русских. Орудийный огонь уже подступал совсем близко. Комендант получил приказ уничтожить перед отступлением все — чтобы от лагеря и следа не осталось. Значит, уничтожить и заключенных. Знаете, что мы сделали? Мы заставили их спилить высокие сосны, уложить бревна на землю в поленницу. Когда получился довольно высокий помост, мы велели им ложиться сверху, тесно друг к дружке, как сардины в банке, и всех их перестреляли. Мужчин, женщин, детей — без разбору. Потом на трупы положили еще ряд бревен, и так далее,— слой дерева, слой мяса.
Кросс ухмыльнулся.
— Ну как, нравится вам моя вечерняя сказка?
— Дьявол, вот ты кто,— сквозь зубы проговорил Джеффри.
— Совершенно верно. И не забывай про это. Конечно не все заключенные были мертвы. Их было слишком много несколько сотен. Мы расстреливали их в спешке. Когда всех сложили в поленницы, мы полили их сверху бензином и подожгли. Посмотрели бы вы, как они горели — потрясающее зрелище. Такое всю жизнь будешь помнить. Я стоял с другими эсэсовцами вокруг костров и время от времени с краю выползало нечто, что раньше было человеком: с краю никогда хорошо не горит, наверно, тяга плохая. Так или иначе, эти страшилища выползали с жуткими воплями, у некоторых вместо ног и рук были обугленные головешки. Извиваясь, они отползали в траву, и там мы их приканчивали.
Он замолчал, и в каюте опять наступила мертвая тишина. Лицо Памелы было искажено ужасом и отвращением, но она не издавала ни звука.
— Вижу, что я вас заинтересовал. Вот такой у меня жизненный опыт. Так что убийство твоего отца, Джеффри, было для меня пустяковиной. К тому же я не просто хотел получить наследство — у меня в нем была крайняя нужда. Я боялся, что меня настигнет мое прошлое. Когда я очнулся в английском госпитале, меня взяли в оборот ребята из органов безопасности. Они задавали чертовски неудобные вопросы. Но я сочинил прекрасную легенду. У меня вообще это хорошо получается. Мои легенды звучат вполне правдоподобно. А, Джеффри? Так что мне удалось замести следы. Но я знал, что этим не кончится. Мы не сумели спрятать все концы в воду. Несколько заключенных сбежали. Они, наверно, порассказали русским всякого. И мы не успели сжечь все бумаги. В самый неподходящий момент к лагерю прорвался русский танк. Я считал, что рано или поздно русские передадут эти документы нашим, и тогда меня ожидает виселица. Так что мне нужно было раздобыть побольше денег и уехать в страну, которая не питает особой ненависти к военным преступникам. Я вам не надоел?
— Продолжай,— сказал Джеффри,— кончай свою повесть. Не пойму только, к чему ты клонишь.
Кросс слегка приоткрыл дверь каюты и прислушался.
— По-моему, ветер утихает. И вода поднялась. К чему я клоню? Ты тут заявил, что не поведешь «Беглянку» в море. Значит, мне надо тебя как-то заставить. И обеспечить свою безопасность. Ты, наверно, надеешься, что в какой-то момент тебе удастся застичь меня врасплох. У тебя, небось, руки чешутся схватить меня за горло. Или ты, может, собираешься позвать на помощь полицейский катер, окликнуть какой-нибудь буксир, как-нибудь повредить яхту или столкнуть меня за борт в открытое море? Так вот, я приму меры, чтобы ничего такого не случилось.
Джеффри приводил в бешенство его уверенный издевательский тон.
— Вот что я собираюсь сделать,— продолжал Кросс.
—Тебя, Джеффри, я вообще не собираюсь сторожить. Я буду держаться возле Памелы. Ты ведь влюблен в нее, разве не так? И она любит тебя. Вы строили красивые планы будущей совместной жизни. Наверняка, тебе не хочется, чтобы я причинил ей боль. Ты готов на все, чтобы ее защитить. И правильно — она этого стоит. Так вот, Памела будет моей заложницей. При первом же подозрении, что ты что-то замыслил против меня — первом!— я в нее выстрелю. Нет, я ее не убью. Я сделаю то, чему выучился в лагере. Я выстрелю так, чтобы причинить ей как можно больше боли и чтобы она как можно дольше мучилась. Мне не хочется так с ней обходиться, но, если ты меня вынудишь, придется. Поймите, что я выполню свою угрозу. Ну так как? Он навел пистолет на Памелу.
— Нет-нет, ради бога, не надо,— вскричал Джеффри. На лбу у него выступил пот.
Кросс ухмыльнулся.
— Ну вот и хорошо. Действуйте. Ты будешь последним дураком, если заставишь меня всадить ей пулю в живот, когда от тебя только всего и требуется, что отвезти меня в Голландию. Ну что, Джеффри, договорились? Первым делом я попрошу тебя ее связать. Я не могу воевать на два фронта. Где веревки, ты знаешь. Тогда можешь встать. Возьми из рундука веревку. Памела, пересядь на другую койку.
Кросс указал пистолетом, куда пересесть Памеле. Джеффри медленно встал, кивнул Памеле.
— Придется подчиниться — выбора у нас нет.
Памела неверными шагами перешла на другую койку и бессильно опустилась на нее. Ее темные глаза были широко раскрыты от страха.
Джеффри посмотрел на нее, посмотрел на Кросса, посмотрел на разделявший их стол, измерил глазом расстояние. Если он бросится через стол, загородив ее своим телом...
— Не советую,— сказал Кросс.
— Ты просто берешь нас на пушку,— сказал Джеффри. Его взгляд был устремлен на палец, лежавший на курке.—И я скажу тебе, почему. Ты не посмеешь ее застрелить. Если ты ее застрелишь, у тебя не будет заложницы, и тогда я постараюсь тебя убить. Тебе придется застрелить меня. Ну и куда ты тогда денешься? Кто поведет яхту?
— Ты все же туповат, Джеффри. Хуже, чем сейчас, мне уже не будет — даже если я лишусь твоей помощи. Мне нечего терять — и я сделаю все, чтобы заручиться твоей помощью. Если ты откажешься выполнять мои приказания, я застрелю Памелу — мне это никак не повредит. Все равно моя песенка спета. А вам есть, что терять — все. Если ты этого не понимаешь, то ты просто недоумок. Я обещаю вас отпустить подобру-поздорову, когда ты меня благополучно доставишь на голландский берег. И будете себе жить припеваючи. Разве игра не стоит свеч? Тебе не хочется поскорей пуститься в путь?
— Да разве твоим обещаниям можно верить?
— Ну подумай сам, милейший. Если я уже буду в Голландии, зачем мне вас убивать? Что мне от этого прибавится? Никаких секретных сведений, которые бы мне угрожали, у вас нет. Здешняя полиция повесит меня и без вашей помощи. Впрочем, как хочешь. Поговорили и хватит. Будешь ее связывать или нет? Считаю до трех, а затем... Раз!
— Стой,— закричал Джеффри.—Ладно, будь по-твоему.
— Я так и думал. Ну, принимайся за дело. Да смотри, свяжи ее покрепче.
Джеффри прошел в нос, принес моток веревки и принялся связывать Памеле руки.
— Не волнуйся,— сказала она.— Потерплю. Джеффри связал ей ноги.
— Я что-нибудь придумаю,— шепнул он ей.
— Если вы шепчете друг другу любовные пустячки, то с ними можно подождать,— одернул их Кросс.— А если вы что-то против меня замышляете, то вам известно, какие будут последствия. Надеюсь, что ты вяжешь прочные морские узлы, Джеффри. Обмотай ее веревкой по поясу, чтобы она не могла шевелить руками. Да потуже!
— Она не сможет дышать,— проговорил Джеффри охрипшим голосом.
— Сможет-сможет! Подумаешь — небольшое неудобство! Во имя вашего же счастья. Дня через два вы будете смеяться, вспоминая эту историю. Теперь уж я буду печься об ее благополучии. Мы станем неразлучными друзьями.
Джеффри угрожающе выпрямился — всего в десяти футах от дула.