Кросс прекрасно сознавал, что его план страдал большим недостатком, с которым приходилось считаться. Он целиком зависел от погоды. Нужно было набраться терпения и ждать.
Но это-то и было самым трудным — набраться терпения! Откуда возьмется терпение, когда дамоклов меч разоблачения висел над ним. По ночам его одолевали кошмары. Иногда он просыпался от собственного крика, содрогаясь всем телом и обливаясь холодным потом. Дядя Чарльз как-то спросил его, как он спит, и предложил принимать снотворное. Но Кросс предпочитал снотворному алкоголь. Он много пил, чаще всего один. Но в лагере он так часто напивался, что малые дозы на него уже не действовали.
Кроме того, виски стоило денег. Покупать его в нужном количестве на черном рынке Кроссу было не по карману. Квартира ведь тоже обходилась недешево, и вообще он любил жить на широкую ногу. Его раздражала вечная нехватка денег. Оказалось, что он не может прожить на две тысячи в год. Если бы у него был капитал в сто тысяч, этого ему хватило бы лет на двадцать — по пять тысяч в год, да еще проценты набегали бы. При его образе жизни больше чем двадцать лет он не протянет, но это Кросса не беспокоило. Пожить бы в свое удовольствие сейчас, пока еще не ушла молодость и не остыла кровь. Кроссу была ненавистна мысль о пышущем здоровьем дяде и о денежках, мертвым грузом лежащих в банке. Да и на фабрике он невыносимо скучал. Его бесила необходимость ходить туда каждый день и без конца разыгрывать роль, чтобы угодить старику. Он ненавидел свой кабинет, вечный запах олифы, скучное однообразие занятий и лица всех, с кем ему приходилось иметь дело. Он мечтал только о свободе и богатстве — а одно было немыслимо без другого.
В таком настроении разработка плана убийства была для Кросса единственной отдушиной. Этот план полностью занимал его мысли, давал остроту ощущений и обещал скорое освобождение. Если ему мало-мальски повезет, подходящая для убийства ночь выпадет в течение ближайших трех месяцев, а может быть, даже через неделю или две. А пока надо провести подготовительную работу в доме дяди. Необходимо устроить, чтобы в назначенную ночь дядя был дома один, чтобы он ожидал Кросса и —если можно — чтобы Джеффри приехал сразу после убийства.
До сих пор Кросс провел у дяди всего один вечер или два, но и за это время узнал много полезного. Служанка Дороти приходила каждое утро кроме субботы и воскресенья и уходила около пяти часов. Таким образом, она не могла ему помешать и о ней можно было забыть. Экономка миссис Армстронг, в прошлом медицинская сестра, вела размеренный образ жизни. После смерти жены Холлисона она взяла бразды правления в свои руки и была в доме полновластной хозяйкой. Кросс считал ее мегерой. «Мистер Артур» также не пользовался ее расположением. Надо было устроить, чтобы- в решающую ночь ее не было дома.
Кросс вскоре узнал, что миссис Армстронг всегда берет выходной в четверг и ездит в гости к сестре, которая живет в Илинге. Вместо горячего ужина она оставляла дяде какую-нибудь холодную закуску и уходила, подав ему в пять часов чай. Возвращалась она не раньше десяти часов вечера и не позднее половины одиннадцатого. Таким образом Кроссу оставалось достаточно времени для убийства — даже с запасом. Но из этого вытекало, что ему потребуется не просто туманный вечер, но туманный вечер в четверг.
Поначалу, узнав, как редко миссис Армстронг уходит из дома, Кросс чуть было не отказался от выношенного плана, решив, что надо начинать все сначала. Мероприятие могло затянуться на неопределенное время. Но тут он узнал про одно важное обстоятельство: Джеффри, который теперь жил у отца, тоже по четвергам не бывал дома. По вторникам и четвергам он читал лекции в колледже Генерального штаба. Курс был рассчитан на всю зиму. Сама лекция продолжалась от пяти до шести тридцати, потом он обедал с офицерами и только после обеда отправлялся домой, обычно приезжая около половины девятого.
Это так хорошо вписывалось в план Кросса, что просто грех было упустить такую возможность. Ведь если Холлисон будет убит в восемь часов вечера, а Джеффри объявится в полдевятого, ему не просто будет доказать,, что убийство совершил не он. Во всяком случае, чем больше подозрений падет на Джеффри, тем меньше полиция будет заниматься им, Кроссом.
Однако нельзя, чтобы приход Кросса к дяде именно в этот вечер казался чем-то необычным. И вот Кросс решил сделать его обычным. На следующий четверг он напросился вечером в гости. Холлисон очень обрадовался, и они отлично провели время. Кросс явился вскоре после восьми. Вскоре приехал и Джеффри. Они распили бутылку портвейна, а потом, по предложению Холлисона, до полуночи играли в карты.
После этого как-то само собой получилось, что они стали собираться у Холлисона каждый четверг. Холлисона устраивало, чтобы они встречались в определенный день недели -— он всегда мечтал о таких семейных вечерах. Иногда они играли в карты, иногда, если Джеффри, устав после лекции, отказывался от карт, Кросс и Холлисон играли в шахматы: а иногда они просто сидели в креслах, потягивали портвейн и беседовали.
Кросс поставил себе целью с самого начала установить определенный порядок вечера — тот самый, который ему понадобится в решающий день. Он взял за обыкновение рано обедать в ресторане — кстати туда вообще лучше приходить пораньше, если хочешь получить что-нибудь порядочное на обед — и приезжать на Уелфорд авеню ровно в восемь.
Он придумал к тому же одну деталь, которой очень гордился. В тот вечер, когда совершится убийство, он, допустим, опоздает. Вместо него придет убийца и постучит в дверь, и кто-то из соседей может услышать и запомнить этот стук. Имея это в виду, Кросс взял за обыкновение объявлять о своем прибытии в четверг легким постукиванием по стеклу освещенного окна столовой или гостиной. Чуткий на ухо дядя Чарльз всегда слышал этот стук. И спешил открыть дверь, широко улыбаясь и ласково пожимая руку Кросса. Это подсказывало полиции вывод — громко стучать в дверь в день убийства мог только чужой.
Вскоре встречи по четвергам вошли у них в привычку. Кросс видел в этом нечто вроде разогревания мотора машины перед выездом из гаража. Иногда, сидя в гостиной Холлисона и прихлебывая виски, он прямо-таки ликовал при мысли о своей собственной предусмотрительности. Порой, однако, его охватывало уныние: погода стояла теплая и ясная, и четверг за четвергом ему приходилось выслушивать дядины рассуждения по поводу его нудных дел или нелепые планы морского путешествия, которое они втроем совершат летом.
Разговоры об этом путешествии навели Кросса на мысль о «Беглянке». Он планировал убийство, как военную операцию, а всякий хороший полководец предусматривает пути отступления на случай неудачи. Возможно, он и не стал бы заботиться о способах бегства, если бы «Беглянка» сама не напрашивалась на эту роль. А раз уж судьба преподнесла ему столь очевидный выход из затруднения, имело смысл обдумать, как именно им воспользоваться. Поэтому Кросс стал проявлять больше интереса к яхте. Как-то в субботу он даже предложил Джеффри съездить туда и прогнать мотор. Попутно он убедился, что на яхте есть запас необходимого. Он сознавал, что почти ничего не понимает в картах и судовождении, но считал, что, если возникнет острая нужда и если погода не подведет, он сможет добраться до Франции или Голландии. Во всяком случае, ему хотелось в это верить.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Хорошая погода стояла до конца ноября. Кросс считал, что рассчитывать график движения пока бесполезно — все равно в тумане все будет происходить иначе. Но он часто ездил ночью по маршруту, чтобы хорошенько запомнить дорогу. Ричмондский круг оказался идеальной точкой отсчета. От него отходило пять больших улиц, и не будет ничего удивительного если в тумане он спутает одну с другой. По правде говоря, он боялся, как бы действительно их не спутать.
Он решил, что самое лучшее место, где можно будет подобрать свидетелей — это сразу за автобусными остановками. Оттуда, если ехать по кругу, второй поворот ведет на Хемли авеню, а третий — на Уелфорд авеню. Он свернет на третий, но притворится, что по ошибке свернул на второй. Ему нужны свидетели, которые едут в район Уелфорд авеню — иначе, как он потом объяснит полиции, почему ему вздумалось их подбрасывать.