– Я подумаю. – Губы Саши тронула легкая улыбка.
– Ну так как тебе мой план?
– Я не буду лгать. Вы меня так воспитали.
– Но ты уже лжешь. Про суицид.
– Нет, это другое.
– Нет, это именно то, – твердо сказал Решетников. – Ты хочешь, чтобы мама сходила с ума? Да, лучше было, когда она ничего не знала, но теперь другая ситуация, и сейчас пора вспомнить о лжи, которая во благо.
– А ты много врешь, во благо?
– В меру. Вот сейчас, например, вру маме, что не знаю, что она мне изменяет, – произнес Решетников с улыбкой.
– Как с тобой мама живет? – Саша определенно не принял всерьез слов отца.
Решетников пожал плечами:
– Можно я совру маме, что мы хорошие родители? Ну как будто ты так сказал мне. Это во благо ложь.
– Это не ложь.
Саша улыбнулся и пошел по направлению к дому Анны.
– Мы хорошие родители. Так и сказал, – объявил Решетников Ольге, которая с волнением ожидала его прихода.
– Он у нее?
– Нет, ушел с одноклассниками в кино на ночной сеанс.
– Спасибо, – сказала Ольга и обняла мужа. Решетников обнял ее в ответ.
Работа над «Преступлением и наказанием» начала спориться. Решетников бодро стучал по клавишам, как вдруг замер, увидев, что машинально вместо фамилии «Раскольников» написал «Завадский». Он закрыл ноутбук и набрал Жданова.
– Ну что с Завадским?
– С Завадским никак, – ответил Жданов. – Он не Раскольников, нет. Никак не подойдет.
– Завадский очень даже Раскольников, – возразил Решетников. – Современный.
– Раскольников студент, бывший, ему двадцать три года. Завадскому тридцать, и он выглядит на них.
– Поймите, – горячо заговорил Решетников, – сейчас все помолодели, сейчас человек в двадцать три года – это вообще сопляк, школьник, он любит тусоваться и трахаться, если дают. Все, больше его ничего не интересует. И только к тридцати люди начинают немного взрослеть. Современный Раскольников – это возраст Завадского.
– Я понимаю, вам нужно от кого-то оттолкнуться, но…
Решетников не дал Жданову договорить:
– Это то условие, при котором я буду писать.
– Вы подписали договор, вы будете писать.
– А я не буду! Я в психушку лягу, и все, никакой договор не работает, нервный срыв, хотите?
После короткой паузы Жданов произнес:
– Давайте спокойно.
– Вы предложите это каналу, уверен, понравится. Даже скажите, что это ваша идея.
– Допустим. Но тогда и у меня тоже просьба: давайте побольше постельных сцен, народ это любит, я это люблю. Но без излишней обнаженки, чтобы эротично и нравоучительно. И школьникам, и учителям.
Удовлетворенный Решетников снова раскрыл ноутбук.
На следующий день в агентстве вновь появилась Ольга.
«Пора бы мне к этому привыкнуть», – подумал Решетников, чувствуя, как при виде жены, сидящей на диване в переговорной, в очередной раз покрывается холодным потом.
– Здравствуйте, что у вас? – собравшись с духом, произнес он.
– Я решила все рассказать мужу. Вот хочу сообщить вам лично.
– Не стоит рассказывать, – прокашлявшись, ответил Решетников.
– Вы знаете, тут все странно. Я приехала с полной уверенностью в том, что остаюсь в семье, у нас сын, у нас… Понимаете, он очень хороший, он отец, настоящий. Я не могу ему врать.
– Можете. И нужно, если любите. Это ложь во благо.
– Я хочу, чтобы все было честно, чтобы мы начали заново.
– Ничего заново не начнется.
– Почему?
– Я бы такого не простил. Мужчины устроены по-другому, измена для нас – это…
– Я много думала, я решила. Спасибо вам, – сказала Ольга, вставая.
– А если не простит?
– Если не простит… Это будет справедливо.
Дверь за Ольгой закрылась. Решетников еще долго сидел за столом, обхватив голову руками.
После мучительных размышлений Петр решил, что без участия сына он не сможет вернуть Ольгу. Саша отнесся к предложению отца с интересом. Он позвонил матери и сказал ей то, что просил Решетников.
– Мам, ну что вы натворили?! Не надо, ты слушай, хоть раз послушай меня! Вы влезли в мою личную жизнь! Личную! Она у меня была! А теперь… да, она решила со мной порвать!
– Расстались? Саша, ну ты не переживай, не надо…
Решетников, слушавший разговор по громкой связи, отметил, что в голосе Ольги просквозило облегчение.
– Не переживать? Все! Да не надо мне… Мне надо…
Решетников дал знак Саше, что пора обрывать разговор.
Саша нажал отбой и повернулся к отцу.
– Нормально?