— И ты эту книжку читал? — удивился Игорь.
— Ну… — кивнул Первушкин. — Ничего себе книжка. Интересная. Я ее давно читал, когда только беспризорничать начал. На помойки в основном всякую дрянь выбрасывают, но попадаются и крутые книжки. Например, кто-то Энгельса выбросил. Тот о происхождении семьи и государства написал. Просто супер…
Взрослые сыщики в унисон прокашлялись и посмотрели на Вальку с трепетом.
— Не надо его в Оксфорд, — проговорил Томашевич. — Там его только испортят.
— Я тоже так думаю, — кивнул Пирогов. — Ему бы вот только по географии двойку в вечерней школе исправить… Так значит, клиентов от Патрикеевны в виде трупов вывозят? — спросил он у Первушкина.
Тот кивнул.
— Тогда идем к Патрикеевне, — тяжело вздохнул Игорь. — Надеюсь, что мы не опоздали. Валька, ты можешь узнать ее адрес?
— Да сейчас я у той же Матвеевны спрошу, — отозвался юный сыщик.
Автомобильное движение было по-прежнему перекрыто, поэтому до дома Патрикеевны они добирались пешком. У подъезда Пирогов остановился.
— На почтальонов мы не похожи, — задумчиво сказал он. — Да и не ходят почтальоны по трое. Кого изображать-то будем?
— А зачем нам кого-то изображать? — спросил Томашевич. — Зачем вообще чужую работу делать? Мы адрес, где клиент скрывается, выяснили? Выяснили. Сообщаем информацию заинтересованным лицам и идем отдыхать.
— Так-то оно так, — протянул Пирогов. — Это очень хорошее предложение. И, я бы даже сказал, правильное. Только хочется мне с Красновым первым поговорить.
— О чем? — удивился Томашевич. — Успел ли он камень продать? Или зачем так жестоко с женой поступил?
— Да нет, — отмахнулся Игорь. — Это пусть Мелешко выясняет. Вместе с Чагиным. Меня другое интересует — как он дошел до мысли к Лабушкину в «Армаду» обратиться? Сам не мог что-нибудь придумать? И самое главное — откуда он об «Армаде» знает? Неужели Лабушкин рекламу по почтовым ящикам рассовывает?
— Хотите чужой опыт перенять? — усмехнулся Томашевич.
— Да нет, просто интересно…
— Наверное, об этом агентстве в криминальных кругах все знают, — вмешался в разговор Первушкин.
— Но раньше Краснов никакого отношения к криминалу не имел, — возразил его наставник.
— Может, раньше и не имел, — согласился Валька. — Но стал же преступником.
— Почему ты в этом так уверен? — удивился Томашевич.
— Не был бы виноват, не сбежал бы, — проворчал Валька.
— А если он боится не следствия, а преступника? — спросил Пирогов.
— Какого преступника? — пришел черед удивляться Первушкину.
— Может быть, за семьей Красновых идет охота, — объяснил Игорь. — И Краснов об этом знает. Может, после покушения на Ирину ему тоже угрожали. В общем, хочется мне ему несколько вопросов задать.
— Тогда пошли, — вздохнул Томашевич. — Неизвестно, правда, захочет ли он на эти вопросы отвечать.
— Да и сможет ли? — ухмыльнулся Первушкин.
Взрослые сыщики удивленно посмотрели на него.
— А вдруг его там уже замочили? — пояснил свою мысль Валька.
— Вот так — сразу? — спросил Томашевич. — Не разобравшись, что за человек?
— А чего им разбираться? — спросил его воспитанник. — Клиент приходит на хату, а там его уже поджидают…
— А выяснить… а сориентироваться… Может быть, у него бабки не с собой, может, он еще их только собирается получить… — пробормотал Томашевич.
— А если это простые ребята? — проговорил Валька. — Может, им и того что есть хватит?
Томашевич с Пироговым переглянулись и одновременно протянули руки к двери парадного.
«Нужно что-то делать, — думал он. — Как-то действовать. А я, как трусливый заяц, забился в нору и боюсь высунуть нос. Потому что боюсь Султанова. Я не знаю, что он со мной сделает, если Чагин выйдет на «Армаду» раньше, чем Ирина придет в себя…»
Получалось, что действовать он не может, и эта невозможность сводила с ума. Мысли хаотично метались и никак не выстраивались в логическую цепь. Но чем больше он мучился, тем больше склонялся к выводу: Виктория причастна к покушению…
Господи, каким он был идиотом, когда пошел у нее на поводу! Ведь он был счастлив с Ириной, вполне счастлив. Виктория была его прошлым, а прошлое должно оставаться в прошлом, его нельзя тащить за собой в будущее. И, главное, ради чего?..
Не в силах ответить на собственный вопрос, он сжал кулаки и застонал от бессилия. Сколько времени он находился в этом состоянии, близком к помешательству, Краснов не помнил.