Над Литейным мостом повисла внезапная тишина. Казалось, далее чайки, привлеченные невиданным скоплением машин и людей, умолкли.
Через минуту профессор Спирин высунул голову из машины и сказал рыжему спасателю:
— Кажется, мы немного опоздали, коллега…
— Что… с ней? — Губы Феликса Калязина отказывались шевелиться, но пожилой врач вопрос услышал.
— Насколько я могу судить, с обоими все в порядке…
Но прежде чем профессор снова закрыл дверцу, из недр джипа вырвался наружу торжествующий крик младенца.
Новоиспеченный отец пошатнулся и стал медленно оползать на трамвайные пути. Светлый костюм директора канала непременно пострадал бы, но врач Службы Спасения успел в последний момент подхватить восьмипудовое тело его владельца.
— Ура! — радостно воскликнула девушка в желтом сарафане и, подпрыгнув, поцеловала молодого человека в шортах.
— По такому поводу и выпить не грех, — вздохнул водитель черной «Волги» и задумчиво посмотрел на батарею «даров», стоявшую на капоте джипа.
— У Алены Калязиной родился сын! — разносилось над Литейным мостом из динамиков «десятки». — У Алены Калязиной родился сын! Оба чувствуют себя нормально…
Народ, собравшийся на мосту и вдоль набережных, отозвался аплодисментами и восторженным «Ура!».
Когда бледная обессилевшая Алена увидела орущего младенца, из ее глаз ручьем хлынули слезы.
Профессор Спирин деловито суетился возле роженицы. Ему ассистировал врач Службы Спасения. Тетка на переднем сиденье пеленала младенца, приговаривая:
— Ах ты, толстяк щекастый! Совсем мамку замучил… Ну, уймись, малыш, сейчас тебя к груди мамкиной приложим, посмотрим, на что ты способен…
— Прикладывать ребенка к груди пока не будем, — сказал профессор Спирин, снимая перчатки и бросая их в синий таз. — Подождем до клиники. Матери надо отдохнуть.
— Вот во время кормления и отдохнет, — возразила «акушерка». — Дитя грудью кормить — одно удовольствие. А когда они в клинику вашу попадут, никто не знает. Может, до ночи здесь стоять будем. К тому времени дитя на крик изойдет… Слушай меня, — строго обратилась она к Алене. — Если хочешь, чтоб сын тебя любил, корми его грудью побольше да подольше!
— Здесь не слишком подходящая обстановка для первого кормления, — поморщился Спирин.
— Значит, рожать подходящая, а кормить неподходящая? — Надев на головку новорожденного чепчик с голубой каймой, тетка завязала тесемки под крохотным красным подбородочком. — Любуйся, Алена, на своего красавца!
Притихший было младенец закричал снова.
— Но я не знаю, как его кормить… — с растерянной улыбкой глядя на сына, сквозь слезы пробормотала телеведущая.
— Вот сейчас и узнаешь! — засмеялась тетка.
На Литейном мосту царило всеобщее ликование. Из многочисленных автомобильных динамиков неслась музыка, тут и там хлопали пробки шампанского.
— Я хочу увидеть моего сына! — требовал Феликс, стуча в стекло джипа. — Покажите мне его!
— Сейчас твой сынок покушает, тогда и увидишь! — Открыв дверцу, тетка в спортивном костюме выбралась из машины. Ее появление вызвало новый взрыв аплодисментов. — Да тише вы! — испуганно замахала она руками. А потом, взглянув на «дары волхвов», лукаво прищурилась: — Ох, что-то я устала…
— Вот и я о том же! — Из выстроенной на капоте батареи бутылок водитель «Волги» уверенно выбрал литровый «Русский стандарт». — Чует мое сердце: пока с места сдвинемся, еще сто раз протрезветь успеем…
Он начал решительно отвинчивать пробку. Пластмассовые стаканы и стаканчики потянулись к нему со всех сторон.
— Папашке налей! — распорядилась тетка. — Ну, с сыночком тебя! — коснулась она стаканом металлической кружки, оказавшейся в руках Феликса. Залпом выпив нагревшуюся на солнце водку, тетка вытерла губы и сказала: — Жалко, до машины нашей далеко! У меня там закуска отличная. Грибочки и огурчики на дачу везла, собирались с мужиком моим открытие дачного сезона отпраздновать!
— Так за чем дело стало? — удивился водитель «Волги». — Послушай, — повернулся он к хозяину «десятки», — объяви, чтоб ее муж сюда с закусью шел.
— Как зовут мужа? — деловито поинтересовался долговязый.
— Трофимовы мы, — сообщила тетка. — Он — Семен Михайлович, а я — Прасковья Ивановна.
— Параскева, значит! — рассмеялся водитель «Волги». — Видишь, какое счастье тебе привалило? — сказал он Феликсу. — Сама Параскева-повитуха[7] сына твоего приняла.
Дверца джипа распахнулась, и рыжий врач Службы Спасения позвал Калязина «на смотрины». Сделав несколько шагов на негнущихся ногах, Феликс скрылся внутри.