Но спокойно спать ему так и не пришлось: как только занялась заря, дверь его комнаты внезапно отворилась под натиском дона Адальберто, который тут же загремел:
— Тимолеоне! Ты все еще в постели? И не стыдно тебе лентяйничать в то время, как все Фолиньяцаро кипит от возмущения?
Начальник карабинеров так и подскочил. Голова у него болела, во рту он ощущал горечь… Сидя на постели, он смотрел на шумного посетителя, но не видел его. Священнику пришлось схватить его за плечи и сильно встряхнуть, чтобы вернуть ему ясность мыслей. Тимолеоне в свою очередь вышел из себя:
— Кто лентяйничает? Да я только что лег, и до смерти хочу спать!
— В другой раз поспишь, а сейчас — раз, два, три — и вставать!
— Нет!
— Нет? Ты отказываешься в повиновении своему духовному отцу? Поберегись, Рицотто, ты меня знаешь — я терпелив, но…
— Это вы-то терпеливы, падре? Как может священнослужитель говорить неправду с таким цинизмом?
— Вопрос не в этом, и предоставь моему епископу судить меня! Ты же должен немедленно встать. Агнца снова собираются отдать на заклание, а ты хочешь сыграть роль Понтия Пилата? Вбей себе хорошенько в голову, Тимолеоне, я этого не допущу!
Рицотто провел вспотевшей ладонью по голове, которую, казалось ему, придавила страшная тяжесть. Потом проворчал:
— Падре… Вы не могли бы изъясняться более доступно?
— Сначала встань, я не могу разговаривать с человеком, который лежит в постели… Ты ведь не болен, правда?
Рицотто простонал:
— В том-то и дело, что болен…
— Что с тобой?
— Я хочу спать!
— Ты снова начинаешь?
— Кроме того, у меня нет аппетита… Такое со мной случается в первый раз с тех пор, как я появился на свет!
— Тем лучше! Меньше будешь толстеть! Встань и не заставляй меня повторять одно и то же!
Ворча и пыхтя, Тимолеоне вылез из-под простыней. Когда он в своей рубашке встал на коврик, дон Адальберто усмехнулся:
— Да, по правде сказать, ты не слишком красив! Трудно поверить, что ты был таким же ребенком, как все остальные! Разве допустимо так разрушать творение Божье! Подумать только, что твоя Мариетта наблюдала это зрелище в течение долгих лет! Я теперь понимаю, почему бедная женщина поторопилась умереть…
Тимолеоне с возмущенным видом скрестил руки на груди.
— Значит, вы пришли ко мне в этот ранний час, для того чтобы меня оскорблять? Вы всегда меня терпеть не могли!
— Это я-то? Как это могло прийти тебе в голову? Наоборот, я очень люблю тебя, мой славный толстяк, и ты это знаешь. Я считаю тебя одним из самых умных среди моих прихожан.
Рицотто с горечью подчеркнул:
— И поэтому, вероятно, вы обзываете меня дураком на каждом шагу?
— Это от любви, идиот! Если бы ты был действительно дураком, я не стал бы тебя будить, чтобы попросить твоей помощи для спасения Амедео Россатти.
— Этого убийцы? И это мне, начальнику карабинеров, вы предлагаете помочь убийце скрыться от правосудия? От правосудия, чьим представителем я здесь являюсь?
— Дашь ты мне говорить или нет? Амедео невиновен!
— Вот как? Невиновен! Но он сам признался, что избил Эузебио Таламани!
— Ну и что? Он избил его, это правда, потому что тот отнял у него Аньезе при содействии этого гордеца Агостини — еще один, от которого возмездие не уйдет! — но это вовсе не доказывает, что он зарезал его!
— А вы почем знаете?
— Амедео поклялся мне в этом!
— И вы ему поверили? Ведь все убийцы клянутся в своей невиновности!
— Ты очень меня раздражаешь, Тимолеоне, и если бы у тебя была хоть капля разума, ты бы это понял и перестал бы настаивать, потому что я могу рассердиться по-настоящему!
— Выслушайте меня сперва, дон Адальберто. Знаете ли вы, как они со мной поступили, Амедео и его мать?
И начальник карабинеров рассказал о бегстве Россатти, о поддержке, которую ему оказала его мать, и о том, как он сам чудом избежал смерти.
Священник смеялся от всей души.
— Эта Элоиза… Что за женщина! Я знал, что она сильна, но все же не до такой степени! Я буду ее ставить в пример другим!
— За то, что она хотела убить меня!
— Думай, о чем говоришь, Рицотто! Элоиза никогда не хотела тебя убить. Ты и сам признаешь, что это получилось случайно. Бог все равно бы этого не допустил.
— Гм, гм. Так можно говорить, когда все позади!
— Тимолеоне! Не стал ли ты безбожником в довершение всего? Это ведь ты только что говорил о чуде, не так ли? А кто, по-твоему, способен делать чудеса, кроме Бога?
— Возможно, падре… Но если Амедео невиновен, почему он убежал?
— Тимолеоне, сын мой, ты ведь знаешь, как я люблю Господа Бога, которому служу уже очень давно, и как велика моя вера? Но поверь мне, если бы Он раздвинул облака на Своем небе, нагнулся над Фолиньяцаро и сказал мне: «Беги сюда, Адальберто, чтобы я мог отправить тебя жариться в аду», я бы тут же убежал, куда глаза глядят… Амедео просто испугался, вот и все. Он сам мне это сказал.
— Значит, вы видели его?
— О, да! Амедео — верный сын церкви. Он помнит, что если дитя Божье попадает в беду, то помощь ему может прийти только от его Небесного Отца.
— Если я вас правильно понял, дон Адальберто, то вы прекрасно знаете, где он скрывается?
— Да, прекрасно.
— А если я вас попрошу открыть мне, где он находится, вы мне откажете?
— Почему же? Я тебе доверяю. Ты ведь не Иуда.
— Итак, падре, где Амедео?
— У меня.
Не ожидавший такого ответа, Рицотто помолчал с минуту, потом вспылил:
— И вы смеете мне заявлять об этом? Вы позволяете себе прятать убийцу от правосудия? Я сразу же отправляюсь за ним!
— Сперва оденься.
— Хорошо! Если вы воображаете, что можете сбить меня с толку, то вы ошибаетесь! Само собой, я ваш прихожанин, но в первую очередь я начальник карабинеров!
— Это неважно.
— Посмотрим!
Во время этого обмена мнениями Тимолеоне натянул брюки, потом китель, сунул ноги в туфли и надел на голову свою шапочку без перышка.
— Пошли?
— Куда?
— К вам.
— Я, кажется, тебя не приглашал?
— Прошу вас, падре, не будем играть словами. Сказали вы или нет, что Амедео Россатти, разыскиваемый полицией — в данном случае мной — находится у вас?
— Да.
— Так вот, я обязан отправиться к вам за ним!
— Я не могу тебе помешать ворваться в мое жилище, Тимолеоне, но я отлучу тебя от церкви!
— Что?
— Я вышвырну тебя из лона нашей матери церкви!
— За то, что я буду выполнять мой долг, защищая общество?
— За то, что ты поступишь, как кретин! Послушай, Тимолеоне, ты ведь на самом деле неплохой человек. Можешь ты поклясться на Евангелии, что уверен в виновности Амедео?
Рицотто поколебался мгновение, потом сказал:
— Нет.
— Вот видишь. Что касается меня, то я верю Россатти… Вспомни, ведь он всегда проявлял себя, как порядочный юноша с чистыми помыслами…
— Это верно… Но ведь здесь замешана любовь.
— Даже любовь не могла сделать из Амедео труса, который вернулся бы, чтобы заколоть лежащего на земле врага!
— В таком случае?..
— В таком случае, Рицотто, мой славный толстяк, убийца кто-то другой, и именно тебе надлежит его отыскать!
— А что я должен сделать с Амедео?
— Он снова, как ни в чем не бывало, займется своими обязанностями и будет помогать тебе вести расследование.
— Нет, падре, это невозможно. Все Фолиньяцаро уже в курсе, а кроме того, мэтр Агостини рассматривает смерть своего клерка как личное оскорбление. Он не допустит, чтобы Амедео оставался на свободе.
— В свое время я займусь доном Изидоро, но ты, пожалуй, прав. Предоставь кому-нибудь другому искать убийцу.
— Этот другой будет обязательно из Милана, падре.
— Вероятно.
— Ему не придется искать больше часа, чтобы арестовать Амедео.
— Есть такая возможность.
— И на этом он закончит расследование.
— Это менее вероятно.
— И прикажет мне переслать обвиняемого в Милан.