— Пришел Гаспарини, каменщик. Он говорит, что его вызывали.
Чекотти выпрямился, Рицотто застегнул расстегнутый было китель.
— Пусть подождет!
Они осушили наспех по стаканчику виноградной водки в надежде, что она их окончательно разбудит, и последовали за Бузанелой в караульное помещение, где их ждал Зефферино Гаспарини. У него была ничем не примечательная внешность и медлительные жесты. Он казался удивительно спокойным. Чекотти подумал, что они с Сабиной составят замечательную супружескую пару, которая никогда не будет ссориться.
— Зефферино Гаспарини?
— Да, синьор.
— Я вызвал вас, чтобы сообщить не совсем приятные вещи.
— Да?
Он и глазом не моргнул.
— Скажу вам в двух словах, что кое-кто подозревает вас в убийстве Эузебио Таламани.
— Того самого, которого убили недавно ночью?
— Да.
Он почесал в затылке, потом проронил:
— Забавная мысль…
— Не такая уж забавная, если хотите знать мое мнение. Подозрение в убийстве — вещь малоприятная.
— А зачем мне было убивать этого типа?
— О ваших мотивах скажу позже. Начнем с фактов. Признаете вы себя виновным или нет?
— Нет.
— Есть у вас алиби?
— Али… как вы сказали?
— Где вы находились во время убийства Таламани?
— Я был в Домодоссоле.
— Вы можете это доказать?
— Весь день после полудня я там работал с двумя другими каменщиками в ресторане синьора Фолы. Мы облицовывали стены. Хозяин пригласил нас поужинать с ним, и мы ушли все вместе только около полуночи. Я добрался домой на заре.
— Проверю все это в Домодоссоле. Вы знаете, как зовут ребят, работавших вместе с вами?
— Только их имена: Нино и Марио. Синьор Фола знает, вероятно, их фамилии.
Чекотти не питал никаких иллюзий: это было солидное алиби. Его снова пытались навести на ложный след.
— А теперь, синьор, могу я вернуться к своей работе?
— Можете… Минуточку. Вас не интересует имя человека, который вас подозревает?
— Не очень… Но, похоже, вы сами хотите мне его сообщить?
— Его имя Замарано.
Это, кажется, его, наконец, немного смутило.
— Как, отец…
— Да, отец Сабины. А кстати, знали ли вы, что, в то время как вы работали в Домодоссоле, синьорина Замарано бегала на свидание с Амедео Россатти?
Каменщик тихо засмеялся.
— Вы меня разыгрываете, синьор?..
— Она сама сказала мне об этом!
— Это невозможно!
— Почему? Вы считали ее более постоянной, чем все остальные?
— Дело не в этом… Я думаю, что Сабина такая же, как все девушки, и ее нужно держать в руках, но в тот вечер это было невозможно.
— В самом деле?
— Я потому и пошел в Домодоссолу, что она не могла со мной встретиться.
— Это она вам рассказала, и вы ей поверили!
— Нет, не она, а врач.
— Врач?
— Сабина была нездорова уже дня три, поэтому синьор Боргато пришел утром к Замарано и сказал, что она должна лежать в постели и чтобы отец поставил ей банки. У нее была очень высокая температура. Ну вот, так как она должна была оставаться дома, я отправился немного подзаработать в Домодоссоле. Деньги нам не помешают, когда мы поженимся. Могу я теперь уйти?
— Проваливайте!
Нисколько не расстроившись из-за грубого ответа, Зефферино приложил палец к фуражке и вежливо сказал:
— До свидания всем!
Чекотти бросился к телефону, набрал номер врача, нарушил и его послеобеденный отдых и в ответ на свой вопрос получил ворчливое подтверждение рассказа каменщика. Полицейский тихо положил трубку и заставил себя медленно двигаться, чтобы не поддаться ярости, от которой его всего трясло. Увидев обеспокоенный взгляд Тимолеоне, он ограничился тем, что сказал:
— Ну и девушки у вас в Фолиньяцаро…
Потом он опустился на стул и попытался прийти в себя. Это ему не удавалось. Он все повторял:
— Ну и девушки… ну и девушки… И не смотрите на меня так, синьор, это меня нервирует!
Рицотто выпрямился, исполненный чувства собственного достоинства.
— Синьор инспектор, я не привык… Маттео встал и положил ему руку на плечо.
— Простите меня… Я сам не знаю, что говорю… Вы прекрасный человек, Тимолеоне Рицотто… Может быть, не совсем такой, каким должен быть начальник карабинеров…
Тимолеоне улыбнулся.
— Я уже так давно исполняю эти обязанности, что это не очень важно.
— Возможно, возможно… Но ваши девушки!.. Ваши девушки!..