— Она великолепна, синьор инспектор, но, увы! страдает тем же недостатком, что истории Терезы и Сабины.
— В самом деле?
— О да, синьор! Она не соответствует действительности!
— А я, представьте себе, придерживаюсь другого мнения.
Атмосфера снова стала накаляться, но в это время вошел Бузанела, сопровождаемый нотариусом. Дон Изидоро был потрясен.
— Карабинер сказал мне… Джельсомина… Господи! Что же это происходит у нас в Фолиньяцаро?
Но полицейский считал, что теперь не время для жалоб — следовало действовать. Не отвечая мэтру Агостини, он обратился к Иларио:
— А падре где?
— Он вчера вечером уехал в Милан и вернется только после полудня.
Маттео подумал было, что священник поехал, чтобы пожаловаться на него Рампацо, но тут же сообразил, что комиссар не отказал бы себе в удовольствии сообщить ему о визите дона Адальберто. Он этого не сделал, следовательно, падре находится в Милане по другому поводу.
— Ну что ж, придется обойтись без него… Синьор Агостини, эта синьорина подозревает вас в лжесвидетельстве.
— В самом деле?
— Она утверждает, что с вашим клерком дрался не Россатти.
— Но ведь я сам присутствовал при их схватке!
— Именно так. По ее мнению, вы обвиняете Россатти, чтобы отомстить ему за его поведение по отношению к вашей дочери или чтобы спасти кого-то другого.
Нотариус указал пальцем на капрала.
— А что говорит он?
— Что ему нечего сказать.
Дон Изидоро подошел к Россатти.
— Амедео Россатти… Я требую от вас правды… только правды… Я не утверждаю, что вы убили Таламани… Я ушел тогда за моим револьвером, но ведь вы не можете отрицать, что страшно его избили?
Капрал не забыл наставления дона Адальберто: он отказался отвечать.
— Это полиции надлежит найти доказательства того, в чем она меня обвиняет, а не мне представить их ей. Я сожалею, дон Изидоро.
Нотариус повернулся к Сабине.
— А ты, как ты смеешь меня чернить? Когда ты родилась, я уже занимал мою должность. Мы всегда поддерживали хорошие отношения с твоим отцом. Почему ты стараешься выставить меня лжецом?
Девушка упрямо сказала:
— Амедео невиновен!
— Может быть, в смерти Таламани он и невиновен, тем не менее я видел собственными глазами, как он осыпал его ударами!
— Если только вы говорите правду!
Дон Изидоро остался с раскрытым ртом, и Чекотти подумал, что он похож на вытащенного из воды, задыхающегося карпа. Лицо нотариуса побагровело. Подняв руку, он бросился к Сабине, и Бузанела едва успел встать перед девушкой, чтобы ее защитить, в то время как инспектор сухо советовал мэтру Агостини соблюдать спокойствие. Переведя дух, нотариус закричал, заикаясь от возмущения:
— Она смеет!.. эта девка!.. мне!.. мне!.. перед… перед всеми! В первый раз в жизни… такое неуважение… по отношению ко мне!
— Успокойтесь!
— Вы предлагаете мне успокоиться, в то время, как моя порядочность ставится под сомнение? Синьор Рицотто! Я хочу возбудить дело о клевете!
Тимолеоне не стал спорить:
— Это ваше право, дон Изидоро.
— Я прекрасно знаю, что это мое право! Я уничтожу твоего отца, Сабина, слышишь ты? Я уничтожу его! Вам придется уехать из Фолиньяцаро!
Чекотти решил, что развитие спора по такому пути не представляет для него интереса.
— Вы зарегистрируете его жалобу потом, синьор Рицотто. Сейчас мы занимаемся вопросом о двух убийствах, а это более важно. Мэтр Агостини, подозревали ли вы, что Эузебио Таламани встречался с другой девушкой, ухаживая в то же время за вашей дочерью?
— Это еще что за новости?
— Мой вопрос совершенно ясен, я прошу вас ответить на него однозначно: да или нет?
— Нет, конечно, тысячу раз нет! Таламани кроме Аньезе никого не замечал!
Тереза дерзко захихикала, чем и навлекла на себя гнев дона Изидоро.
— А тебе я советую помолчать, в противном случае твоей матери тоже придется терпеть последствия твоего поведения! Синьор инспектор, вы можете опросить всех, кто его знал: у Эузебио ни с одной женщиной в Фолиньяцаро не было романа. Я бы этого не потерпел!