— В эти ваши посещения никто из знакомых или вовсе незнакомых людей вам на глаза не попадался?
— Не-а, — как-то по-детски ответила Медовникова. — Дело в том, что папа в обществе не нуждался. Вы обратили внимание, какая у него роскошная библиотека? Так он поклялся мне, что до конца жизни успеет прочитать каждую книжку от корки до корки. И почти сдержал слово — нечитанных книг у него оставалось совсем мало. Если папа не читал, он работал — в архивах, библиотеках, читальных залах или с собственным архивом, различными собранными за многие годы досье…
— Скажите, а Тимофей Севастьянович когда-нибудь бывал в Чехии? Может, совсем недавно ездил?
— Нет-нет. Там он не бывал. Папа совершил только три зарубежных поездки — в Египет, Финляндию и Грецию.
— А какие-нибудь друзья, знакомцы в Чехии у него есть?
— Не припомню. Нет, совершенно точно, нет. Ни в Чехии, — Илона Тимофеевна слегка улыбнулась, — ни даже в Словакии. А почему, собственно, вы об этом спрашиваете?
— В квартире вашего отца была обнаружена чешская монетка — двадцать крон. Любопытно, откуда она там взялась?
— Понятия не имею, — пожала плечами Илона Тимофеевна. — Наверное, кто-то приходил к отцу и обронил. А где вы ее нашли?
— В гостиной. Под диванчиком-канапе.
— И отпечатки пальцев на ней остались?
— Да. Но принадлежат они не вашему отцу.
— Кто-то, видимо, потерял ее совсем недавно, иначе бы папа, который раз в неделю, по пятницам, делал в квартире генеральную, можно сказать, уборку, ее бы приметил. Сколько, говорите, крон?
— Двадцать. Хватит добраться на автобусе из пригорода в Прагу. Я путешествовал по Чехии, так что знаю… Тогда, правда, в ходу были еще геллеры, или галлеры — мелкая монета. Но чехи уже изъяли ее из обращения…
— А кроны эти какого года выпуска?
— Самая новенькая «двадцаточка». Отчеканили ее в этом году. Стало быть, кто-то потерял ее в квартире вашего отца не так уж давно. Если точнее, совсем недавно, потому что монета не успела запылиться. Не исключаю, что она выпала из кармана убийцы. В принципе, это важная улика. Только, — вздохнул Лободко, — не знаю, удастся ли с ее помощью что-то прояснить…
— Олег Павлович, я покопаюсь в памяти насчет… Чехии, — пообещала Медовникова. — Вернее, знакомых папы в этой стране. Шансов на успех почти никаких, но вдруг…
— Спасибо… Илона Тимофеевна, и все же… Неужели отец ваш ни с кем из коллег по хобби не был дружен?
Илона Тимофеевна взяла со стола чашечку с остывшим кофе, подержала ее на весу, потом поставила на место.
— Видите ли, был один такой человек, которому Тимофей Севастьянович симпатизировал. Пожалуй, даже дружил с ним. Это Андрей Феликсович Круликовский. Его специализация — Киев девятнадцатого века.
— Его что, уже нет в живых?
— Нет, он, слава Богу, живет и здравствует, насколько мне известно. Только не здесь, в Украине, а в Польше. Переехал туда с семьей где-то в середине девяностых. Круликовский поляк по национальности. Живет в Кракове. Папа поддерживал с ним связь. Иногда они обменивались письмами, но больше общались по телефону.
— А здесь, в Киеве, из старых, ну, не друзей, а знакомцев — ни одного? — с надеждой услышать обратное спросил Лободко. — Понимаете, нам бы хоть за что-нибудь зацепиться…
— Я ведь вам уже говорила, что Тимофей Севастьянович не из тех, кто с каждым встречным-поперечным на короткой ноге, — с некоторым раздражением ответила Илона Тимофеевна. — Он был достаточно замкнутым человеком. Ну, если хотите, запишите — Палихата Федор Спиридонович. Папа дружил с ним с юности. Потом, когда оба были зрелыми мужами, между ними пробежала черная кошка, и виноват, заметьте, оказался в этом Палихата — отец дал ему для ознакомления, чисто по-дружески, так сказать, материалы по Печерску, а тот взял да и опубликовал их в журнале под своим именем. Папа с ним страшно поругался, но со временем простил — Палихата объяснял свой поступок катастрофическим безденежьем, которое он бы лично пережил, если б не жена с онкозаболеванием. Именно из-за нее он решился на подлость. Папа, конечно, резко к нему охладел, но, в принципе, общался. Изредка… Это все, что может вам хоть как-то пригодиться. Олег Павлович, как насчет кофейку? Еще хотите? Я это мигом…
— Нет, что вы! — отказался Лободко — Премного вам благодарен. — Прозвучало это несколько старомодно, но вполне искренно. — Илона Тимофеевна, мы сделаем все, чтобы найти убийцу. А с вами наверняка встретимся еще не раз…
ГЛАВА II
Олег Лободко, в отличие от подавляющего большинства мужчин, очень любил хлопотать дома на кухне. Ему нравилось, например, чистить картошку, и того, кто набивался ему в помощники, он готов был объявить своим смертным врагом. Борщи или супы-харчо, или обычные супы — вермишелевые, рисовые, картофельные, луковые получались у него необыкновенно вкусными, что с удовольствием отмечала его жена Наталья. И при этом была вполне искренна — фальшивыми комплиментами, лишь бы поощрить мужа в этом не очень-то благодарном занятии, и не пахло.