Смайлоу вновь предъявил свой полицейский значок.
– Мне необходимо опросить некоторых ваших пациентов, доставленных сегодня из отеля «Чарлстон-Плаза» с пищевым отравлением, – сказал он.
– Опросить в связи с чем?
– Среди них может оказаться свидетель убийства, которое произошло в отеле сегодня во второй половине дня.
– В новом отеле? Вы что, шутите?
– Увы, нет.
– Вы сказали, во второй половине дня… Но это не совсем…
– Точного времени, когда это случилось, мы пока не знаем. Экспертиза даст более определенный ответ, но, по предварительным оценкам, убийство произошло где-то между четырьмя и шестью пополудни.
Врач невесело улыбнулся.
– Как раз в это время все эти люди мучились либо жестоким поносом, либо рвотой, а то и тем, и другим одновременно. Вряд ли кто-нибудь из них смог бы выйти из туалета хотя бы на минуту, так что видеть они ничего не могли.
– Я понимаю, что они были больны, но…
– Не «были», детектив… Им все еще очень плохо.
– Послушайте, доктор Арнольд, – вмешалась Стефи, делая шаг вперед, – мне кажется, вы не совсем понимаете, как важно для нас допросить этих людей. Некоторые занимали комнаты на пятом этаже рядом с «люксом» убитого. Кто-то из них мог видеть что-то важное, даже не отдавая себе в этом отчета…
– Хорошо. – Врач пожал плечами. – Позвоните в регистратуру завтра утром. Надеюсь, к этому времени кого-нибудь переведем в общее отделение.
Он повернулся, чтобы уйти, но Стефи остановила его.
– Минуточку, доктор, – сказала она, – вы не поняли. Нам необходимо опросить этих людей сейчас.
– Сейчас?! – Доктор Арнольд удивленно посмотрел сначала на нее, потом на Смайлоу. – Извините, но я не могу этого разрешить. Эти больные еще лежат под капельницами, а те, кому повезло больше, приходят в себя. Возвращайтесь завтра утром, а лучше – вечером. Тогда…
– Но информация, которую они могут сообщить, необходима нам сегодня!
– Сейчас эти люди все равно не смогут ничего вам сообщить. – Врач нахмурился. – Я не позволю тревожить их никому, будь это генеральный прокурор штата или сам господь бог. А теперь прощу извинить – меня ждут больные.
– Проклятье! – выругалась Стефи и повернулась к Смайлоу. – Что ты молчишь? Неужели ты ничего не предпримешь?
– Не могу же я взять больницу штурмом и перевезти больных в участок, – ухмыльнулся тот. – К тому же больных, страдающих острым расстройством… Для прессы это будет новость похлеще, чем известие о том, что в новом – и лучшем – отеле города гостей травят гнилыми томатами.
Смайлоу еще раз ухмыльнулся и, вернувшись к стойке регистрации, попросил дежурную сестру передать доктору Арнольду свою визитку.
– Пусть он сразу мне перезвонит, если кто-то из пациентов почувствует себя лучше, – сказал он. – В любое время.
– Мне показалось, что мистер Арнольд отнюдь не горит желанием помогать нам, – заметила Стефи.
– Ему слишком нравится быть полновластным владыкой в своем крошечном королевстве.
– Можно подумать, что ты на его месте вел бы себя иначе, – поддела Смайлоу Стефи.
– А ты? Думаешь, я не знаю, почему тебе так хочется прибрать к рукам это дело? – парировал он.
Смайлоу был отличным детективом, но главным его достоинством была поистине феноменальная интуиция. Из-за этой интуиции работать в тесном контакте с ним было не всегда приятно.
– Если эти люди действительно так больны, – сказала Стефи, – то, возможно, врач прав и мы ничего от них не добьемся. Когда тебе хочется в туалет, тут не до наблюдений за окрестностями. Эти бедолаги думали только о том, как бы поскорее добраться до унитаза, и, насколько я поняла, некоторым из них это не удалось. В общем, не будет ничего страшного, если мы подождем с вопросами до завтра. Я почти на сто процентов уверена, что это – дохлый номер.
– Может быть. – Смайлоу пожал плечами и опустился на свободный стул. – Уж ты-то должна знать… – сказал он, в задумчивости побарабанив по щеке пальцами. – У каждого преступления обязательно есть свидетель – это закон.
– Ты считаешь, кто-то из опрошенных нами людей может что-то скрывать?
– Нет. Дело в том, что иногда люди просто не отдают себе отчета в том, насколько важно то, что они видели.
Несколько минут оба молчали. Наконец Стефи спросила:
– Как ты думаешь, что все-таки произошло в «люксе» Петтиджона?
– Не знаю. Вернее, стараюсь не строить никаких предположений, по крайней мере пока. Это может исказить объективную картину. Если у меня будет готовая теория, я непроизвольно буду отбирать только те улики, которые ее подтверждают, и отбрасывать все, что идет с ней вразрез.
– Я всегда думала, что копы полагаются в основном на интуицию.
– Разумеется, в большинстве случаев именно так и происходит. Или, точнее, так это выглядит со стороны. На самом деле любое, как ты выразилась, «озарение», основывается на собранных уликах. – Смайлоу откинулся на спинку стула и устало вздохнул. – На данный момент, – добавил он, – я могу со всей определенностью сказать только одно: это убийство совершил человек, у которого были все основания желать Люту смерти.
– Таких людей много, – серьезно сказала Стефи. – И ты – один из них.
Его взгляд сделался жестким.
– Я бы солгал, если бы это отрицал. Я ненавидел этого подонка и никогда не делал из этого секрета. Но ведь и у тебя могли быть свои мотивы…
– У меня?!
– Петтиджон обладал огромным влиянием среди местной политической элиты, и офис прокурора округа – не исключение. Ваш Мейсон вот-вот уйдет в отставку.
– Считается, что об этом пока никому не известно.
– Пока не известно, но скоро об этом будут трубить на каждом углу. Предположим, Мейсон откажется баллотироваться на новый срок. Его первый заместитель тяжело болен…
– Врачи говорят, что Уоллесу осталось жить не больше полутора месяцев, – вставила Стефи.
– Значит, – жестко заключил Смайлоу, – где-то к середине ноября прокуратура округа останется без руководства. И вот тут-то наступает подходящий момент для решительного и энергичного наступления. Это и есть та самая морковка, которую Петтиджон мог держать перед носом некоторых честолюбивых, но не слишком чистоплотных претендентов на эту должность, а я почему-то уверен, что такому пройдохе и мошеннику, как он, очень хотелось бы видеть в прокурорском кресле такую молоденькую, сладенькую штучку, как ты.
– Я не «сладенькая», – отрезала Стефи. – К тому же не такая уж я и молоденькая – мне уже почти сорок.
– Против эпитетов «честолюбивая» и «нечистоплотная» ты не возражаешь.
– Честолюбивая – да, нечистоплотная – нет. Кроме того, зачем мне убивать Петтиджона, если, по твоим словам, он сам готов был сделать все, чтобы посадить меня в это кресло?
– Хороший вопрос, – проговорил Смайлоу и прищурился.
– Ты просто дерьмом набит, Смайлоу! – выпалила Стефи и покачала головой. – Впрочем, я понимаю, к чему ты клонишь. Учитывая все, в чем замешан Петтиджон, список подозреваемых может быть бесконечным.
– И это отнюдь не упрощает моей задачи.
– Может быть, ты смотришь на вещи слишком широко? – Она отпила глоток из банки. – Какие мотивы убийства встречаются чаще всего?
Смайлоу знал ответ на этот вопрос, и он указывал только на одного человека.
– Ты имеешь в виду миссис Петтиджон?
– Разве она не может быть убийцей? Хотя бы чисто теоретически? – Стефи стала перечислять:
– Во-первых, его измены могли довести до ручки кого угодно. Даже если она не любила Люта, его любовные похождения и романы на стороне, которые он даже не считал нужным скрывать, могли быть ей неприятны. Если ты не в курсе, Смайлоу, то подобное отношение всегда унижает женщину, и мадам Петтиджон могла отомстить своему мужу-бабнику. Во-вторых…