Но в это самое время новости о событиях достигали ушей королевы Англии с некоторым запозданием. Между ней и шумным миром отныне возвышались стены Фонтевро. Она удалилась туда, скорее всего, сразу после своего прибытия на континент, осуществив намерение, которое, должно быть, появилось у нее в эти долгие годы тревог и напряженной деятельности. Множество раз мы видим, что она — хотя бы в мыслях — возвращалась к своему излюбленному аббатству. Она определила процент, который по обычаю монахини получали от продажи зерна в Сомюре, которая происходила на площади Биланж, а затем, дважды в течение этого 1193 г., который был для нее таким тревожным, обращалась к ним с просьбой помочь ей своими молитвами и возобновляла свои дары, один раз в Винчестере, другой — в Вестминстере. Теперь, когда английское королевство жило спокойно в крепких руках Губерта Вальтера а Ричард продолжал на континенте свою победную войну против того, кто подло попытался отобрать у него королевство во время его плена, ей оставалось лишь мирно посвятить молитве, чтению и размышлениям те годы, которые оставалось еще прожить. В ее окружении часто говорили, ссылаясь на недавние поездки Алиеноры на Сицилию или в Германию, что королева «забывает о своем возрасте»; самое время было о нем вспомнить. Отныне ее имя редко появляется на свитках счетов и в грамотах, и в этих случаях речь идет о платежах, которые причитаются ей в силу ее личных наследственных или других прав: так, она получает «золото королевы»; в самом деле, она имела право получать золотую марку всякий раз, как королю выплачивался штраф в сто марок серебром, и этот доход, которого она не получала с тех пор, как стала узницей, снова у нее появился, как только Ричард взошел на трон; впрочем, он вообще весьма щедро назначил сумму личных средств, которыми должна была располагать его мать. Еще мы видим, что Алиенора вместе с епископом Руанским, Готье Кутанским, выступает в пользу монахов из Ридинга; помогает настоятелю Бургея, которому трудно было выплатить винный налог со своих земель. Но, как правило, королева лишь скользит безмолвной тенью под высокими сводами аббатства, основанного когда-то Робером д'Арбрисселем.
И новости, которые дойдут к ней во время этого добровольного затворничества, вознаградят королеву за прошлые тревоги. Потому что Ричард вышел несомненным победителем из поединка, где он мерялся силами с королем Франции: еще до конца 1194 г., года его освобождения, он узнал о смерти своего врага, герцога Леопольда Австрийского из-за вполне обычного происшествия: падения с лошади, случившегося, когда он, играя, осаждал снежный замок, выстроенный его придворными пажами; ему пришлось ампутировать сломанную ногу, но в ране началась гангрена, от которой он вскоре и умер; а поскольку над ним тяготело отлучение от церкви, которым он был наказан за пленение Ричарда, ему было отказано в погребении по церковному обряду, и его сыну, чтобы избежать продления церковных санкций, пришлось отослать английских заложников, которых он продолжал удерживать в ожидании, пока выкуп за короля будет полностью выплачен.
Ситуация решительно переменилась в пользу Ричарда, и в следующие несколько лет перед ним откроются нежданные перспективы. В самом деле, император Генрих VI, так и не отказавшийся от своих притязаний на Сицилию, умер в Мессине в конце сентября 1197 г. Его брат, Филипп Швабский, поспешил предложить свою кандидатуру на освободившийся престол Империи. Но немецкие князья несколько утомились от амбиций Гогенштаусренов и сохранили восторженное воспоминание о величественном виде и прекрасных манерах короля Англии. Видимо, в силу всех этих причин к нему и явилась депутация с предложением принять императорскую корону. Сбывались самые лучшие надежды его отца, Генриха Плантагенета.
И все же Ричарду совершенно не хотелось менять свои Анжу и Пуату на резиденции, напоминавшие ему о тех безрадостных временах, когда он был пленником. Кроме того, он не собирался оставлять свое королевство на растерзание двойному вожделению — короля Франции и собственного брата Иоанна, которых сдерживало одно лишь его присутствие. Он отклонил предложение, но назвал немецким послам имя своего племянника, Оттона Брауншвейгского, сына Матильды и Генриха Льва (последний умер двумя годами раньше). Ричард, как и его мать, любил этого племянника, воспитанного при дворе Плантагене-тов, и даже видел в нем возможного преемника: он сделал его графом Пуату и герцогом Аквитании. Юноша дал себя уговорить, отказался от этих двух титулов и 10 июля 1198 г. вошел в Ахен, чтобы на следующий день обвенчаться там с Марией, дочерью графа Лотарингского, а двумя днями позже получить императорскую корону. Отныне французское королевство оказалось зажатым между королевством Плантагенетов и землями Империи, которые отныне также подчинялись одному из Плантагенетов.