Ири рано пошла, а вот заговорила только на втором году, но зато сразу целыми фразами. И с тех пор она всюду была со мной, ходила, цепляясь за мою юбку, смотрела и слушала, все запоминала, как я когда-то с бабушкой Бертой.
Она любила бывать на кухне и помогать поварятам (конечно, никто не доверил бы Ирене следить за кастрюлями, но ощипывать дичь, чистить рыбу, лепить пироги и украшать их она научилась очень быстро). Да мало ли найдется работы для проворной девчонки! Она бегала и на конюшню — лошади ее любили, и на псарню, возиться с щенками, и в птичник — задавать корм курам и гусям. А потом, отмывшись как следует и принарядившись, сиживала в покоях у знатных дам: те, повторюсь, рады были привечать красивую, приветливую и умную девочку, звали ее то почитать вслух (это искусство Ири постигла как-то незаметно, когда пробиралась на уроки детей вельмож и тихонько сидела в уголке), то музицировать и танцевать…
Никто не учил ее этому нарочно, но даже старый преподаватель, помнивший еще деда нашего герцога, говорил, что у Ири удивительный слух, а грации ее движений позавидует любая принцесса: когда она начинала двигаться под музыку, казалось, она вовсе не касается паркета, и дамы ставили ее в пример своим дочерям. Ну а запомнить не такие уж сложные па придворных танцев даже мне было под силу, что уж говорить об Ири!
Наверно, каждой матери ее ребенок кажется самым лучшим, особенным и одаренным… Но что же тут скажешь, если Ири в самом деле выделялась среди других девочек?
Я же боялась только одного: кто-нибудь догадается, чья Ири дочь. И ведь это было так легко понять! От меня она взяла только смоляной цвет волос, но все остальное… У нее была белая кожа, не сгоравшая на солнце, но лишь едва золотившаяся от загара, тонкие черты лица, легкая кость, гибкая фигурка — ничего общего с моей крестьянской основательностью, — но при этом немалая сила. И глаза… Создатель, эти глаза! Помню, поначалу я не могла в них смотреть. Потом привыкла — это была Ири, не Ирранкэ, и в ее глазах я видела не море, а грозовое небо, и отблески солнца в лесном озере, и блеск росы на весенней траве…
Она пахла первым снегом. И ландышем.
Алии в наших краях не появлялись. И никто не приезжал за ключом, который я с той самой ночи носила на шее не снимая.
«А ты был бы рад, наверно, узнав, что у тебя есть дочь, — подумала я, расчесывая на ночь волосы. — Это же намного больше, чем просто воспоминание! Да что там, как можно сравнивать подобное?»
— Мама, ты что, плачешь? — окликнула Ири. — Что случилось? Тебя кто-то обидел?
— Нет, — покачала я головой, а она забралась ко мне на колени. — Правда, звездочка, все в порядке. Так… вспомнилось кое-что.
— Ты о бабушке думала? — поразмыслив, спросила Ири: я сидела перед зеркалом, о котором ей уже рассказывала, отсюда, наверно, и взялся ее вывод. — То есть твоей бабушке?
Я молча покачала головой. Почему-то дочери я лгать не могла.
— О твоем отце.
— Ты о нем никогда ничего не говоришь, — сказала Ири и заглянула мне в лицо. — Он тебя обидел?
— Да что ты!
— А где он тогда?
— Умер, — ответила я и сжала губы, потому что не хотела в это верить. — Он умер, звездочка. Ты очень на него похожа.
И это было правдой: теперь, когда Ири исполнилось восемь, стало ясно, что она — одно лицо с Ирранкэ. Те же высокие скулы, прихотливо изогнутые брови, и тонкий нос с едва заметной горбинкой, и твердая линия рта. Только у него губы были по-мужски узкими, а у Ири — красиво очерченными, алыми, как кровь на снегу… Начнешь разглядывать все по отдельности: вроде бы и ничего особенного и писаной красавицей не назовешь. А потом взглянешь — и оторваться невозможно! А глаза… Ох уж эти глаза!
— Так часто говорят, если мужчина взял и ушел, — вдруг сказала она. — Я слышала от служанок. И от нашей бабушки. А на самом деле вовсе он не умер, а просто у него еще жена есть и другие дети!
— Твой отец не был женат, — ответила я, хотя не знала наверняка. — И он знал, что уходит умирать. Останься он в живых, вернулся бы, это уж точно.
«Не ко мне, так за ключом», — добавила я про себя.
— Он был хороший? — тихо спросила Ири.
— Я его почти не знала, — честно сказала я. — Я понятия не имею, каким он был в обычной жизни. С виду — вроде нашего герцога, суровый и властный, а со мной…
Я прижала дочку к себе, вдохнула морозный запах…