— А плакать не надо, — попросила Ири. — Мама? Ну что с тобой сегодня?
— Он говорил точно так же… — вздохнула я, смахнув слезы. — Когда прощался. Ну, довольно! Идем спать.
— Ага… Завтра к бабушке сходим?
Я кивнула, задула свечу и забралась под одеяло.
Так-то Ири частенько бегала к моей матери одна, то гостинец относила, то просто так — поиграть со сверстниками. Здесь-то, хоть детей и хватало, но… Отпрыски слуг — вечно заняты, подай-принеси, нарежь-почисти, помой-подмети, а дети знатных особ заняты учебой либо рукоделием, с ними не пойдешь головастиков в канаве ловить! Но не дело ведь сидеть сиднем день деньской, да и хозяйственные дела наскучивают в таком-то возрасте… Я помнила, как бабушка отправляла меня к маме погостить и развеяться, и сама так же поступала с Ири.
Вот только намедни дочка сказала, что в прошлый раз, когда она несла бабушке лучшие пирожки от нашей кухарки, за ней увязался какой-то мужчина. Ири убежала и спряталась в овраге, и просидела там чуть ли не до заката, боясь, что тот человек где-то поблизости, и только вечером побежала сломя голову к бабушке. Назад ее мой старший брат проводил, спасибо ему, но больше я не собиралась отпускать дочь одну. Пускай ей едва сравнялось девять, но мало ли падких на красоту ублюдков? Не рухнет замок, если ключница на полдня отлучится…
«А ты все-таки остался со мной, как я и просила, Ирранкэ, — подумала я, дотронувшись до ключа. Я заменила его серебряную цепочку на железную, дорого заплатила мастеру, чтобы сделал попрочнее, тройного плетения, как у лучшей кольчуги. Сам ключ спрятала в кожаный мешочек, а цепочку перевила сыромятным шнурком, на котором этот мешочек висел. Наверно, проще было оторвать мне голову, чем сдернуть эту подвеску! — Жаль, ты никогда не увидишь Ири. А я никогда не забуду тебя. Как жасмин зацветет — ты тут как тут…»
Жасмин благоухал так, что дыхание останавливалось: Ири принесла целую охапку свежих ветвей и поставила в кувшин, сказала, садовник подстригал кусты и срезал лишнее, так не пропадать же такой красоте!
Мы вышли еще до рассвета и, право, славно было идти по мокрой от росы траве! Как я любила в детстве пробежаться вот так по лугу, раскинув руки, а потом упасть на спину и смотреть в бездонное небо, на облака, в рисунке которых мне мерещились то конные рыцари, то драконы с грифонами, то прекрасные дамы с единорогами, а то просто пушистые коты…
— Мам, я разуюсь, — сказала вдруг Ири и, не дожидаясь моего разрешения, живо скинула ботинки и чулки. — Как хорошо!
— Холодно еще, — нахмурилась я, но она только помотала головой:
— Вовсе нет! Сама попробуй, земля совсем теплая, а трава такая щекотная…
А и правда: когда-то я и сама бегала босиком чуть не до снега, а теперь, гляди-ка, остепенилась, подумать смешно!
— Погоди… — Я тоже разулась и ступила на прохладную траву. — Ой!
— Ты не привыкла просто! Иди вот так, тут мягко… А тут осторожно, мам, крапива уже вылезла, а она по весне такая жгучая, просто ужас… А лучше закрой глаза! Ну, закрой, я тебя за руку поведу!
— Ну хорошо, — сдалась я и зажмурилась. — А зачем это?
— А ты шагни, и почувствуешь, — серьезно сказала Ири. — Что у тебя под ногой? Какое оно?
— Что-то прохладное… гладкое, — подумав, ответила я. — Подорожник?
— Верно! А тут?
— Шершавое… никак лопухи уже проклюнулись? Так, а это вот точно крапива!
— Угадала! — засмеялась Ири и потянула меня вперед.
Молодая трава щекотала ступни, и я вдруг словно вернулась в детство, когда вот так же могла узнать, не глядя, на что наступила: на нежные пушистые листочки земляники, на жесткие кожистые листья ландыша (он-то что на обочине позабыл?), на клейкую по весне заячью капусту, мохнатый и не колкий еще репейник, мягкий бархатный мох или прошлогоднюю осклизлую солому…
Ири скакала вокруг меня козленком, но вдруг замерла, прислушиваясь, и сказала:
— Едет кто-то по дороге. Конных десяток и… да, карета. Мам, может, лучше лесом пойдем? Ну их…
Я ничего не слышала, но привыкла уже к тому, что Ири чуть не за полдня пути может угадать, много ли народу явится в гости в замок, поэтому кивнула.
— Не заблудимся?
— Да где же там плутать? — удивилась она и потащила меня в рощицу. — Вот он, тот овраг, а от него до бабушкиного дома рукой подать!
В весеннем лесу было до того хорошо, что я позабыла, куда и зачем мы идем.
— Скачут… — шепнула вдруг дочь и дернула меня за рукав, вынуждая присесть. — Гляди!
Сквозь прозрачный еще кустарник я увидела промчавшихся всадников и запряженную четвериком карету.
— Это теща нашего герцога, — сказала я, разглядев герб на дверце экипажа, и невольно улыбнулась. — Он ее так страстно любит, что наше отсутствие ему только на руку! Авось ей не понравится прием, она и уедет восвояси.