Выбрать главу

— Да? — не очень удивился Алик. — Это, безусловно, интереснее, чем ходить по докторам. — Он ни капли не смутился оттого, что баба Шура бессовестно обманула сына — видимо, моральные вопросы, цена слов и поступков не занимали его. — В таком случае, баба Шура, ты обязательно должна побывать в планетарии и зоопарке. Папа обещает меня свезти в Москву, — Алик вздохнул и отвёл глаза в сторону, — если я буду хорошо себя вести и успешно закончу седьмой класс…

— Ты должен постараться, Алик.

— Конечно, я буду стараться, но не всё зависит от меня, к сожалению. Если учительница по физике не понимает простых вещей, то сколько ни старайся, а больше троечки у неё не получишь.

Дело в том, что при своём несколько отвлечённом складе ума и интересах, далёких от школьной программы, он порой не понимал простых вещей, требующих обыкновенного прилежания и внимания, и это прискорбно отражалось на его отметках. Можно было посочувствовать ему: условия перед ним отец поставил чрезвычайно хлопотливые и сложные.

— Вообще говоря, времени у тебя впереди много, в Москве ты всегда успеешь побывать…

— Безусловно, — согласился Алик.

— Милые мои, прощайте, дайте я вас поцелую. Вы здесь постойте, я посмотрю на вас вместе…

Александра Ивановна клюнула растерявшегося сына, прижала Алика и вдруг взяла их руки, сцепила и страстно сжала, словно хотела спаять в любовном порыве собственного сердца всё, что осталось, всё, что ей было дорого. И от этого внезапного движения Сергей, пришедший с твёрдым намерением не пустить мать в Москву и вернуть домой, оцепенел и ослаб, и проблеск живой мысли блеснул в его глазах.

Александра Ивановна поднялась, уже в тамбуре показала проводнице билет и промелькнула в одном, другом, третьем окне. Сергей растерянно огляделся. Какое-то далёкое, возможно, детское воспоминание передёрнуло душу, он стушевался, на миг почувствовал себя маленьким, затерянным и жалким. Увидев рядом Алика, незнакомо уставился на него, перевёл взгляд на свою руку — в ней покорно лежала худенькая смуглая рука, словно он забыл о ней. Алик задумчиво смотрел на вагон, брови его двигались, он хотел вдогонку сказать что-то очень важное и значительное, и досада кривила его губы оттого, что поезд уже отходил. Их толкали, и Сергей чувствовал бессилие его худенькой руки в своей сильной мужской ручище, и что-то тёплое окатило его душу и толкнулось к Алику — сам ли он почуял беспомощную доверчивость мальчика, или, может, это внушала ему мать, которая, собрав морщины на лбу, подняв брови, неистово смотрела на них. Она хотела что-то сказать, она говорила что-то, но поезд уносил её. Она тянулась из окна и смотрелась, как уплывающая фотография в рамке. Над вагонами плыл дымок, ветер сбивал его вниз, заволакивая окна.

Сергей очнулся от оцепенения.

— Ты что? Ты сказал что-то?

Алик исподлобья посмотрел на него своими расширенными внезапной мыслью глазами.

— Понимаешь, все шумы, гудки, скрипы, звон и даже то, что говорят люди, это ничего не пропадает, оставляет след, неуловимый никакими сегодняшними приборами, но, вообще-то говоря, нет ничего хитрого в таком аппарате, сверхчувствительном, который мог бы расшифровать следы, оставляемые звуками на стенах, скажем, этой станции. Представляешь, пройдёт много лет, может быть, тысячу или больше, включат микрозвуковой магнитофон, настроят его на соответствующую волну, и он воспроизведёт всё, что происходило сегодня здесь, и даже наш разговор…

Сергей посмотрел на него ошалелыми глазами, напряжённо сморщил лоб, продираясь мыслью через эту внезапно возникшую перед ним перспективу. Он мучительно барахтался, пытаясь связать слова, возникшие так неожиданно. По-видимому, это имело какое-то отношение к тому, что ушёл поезд и уехала мать, — да, это было как-то связано с матерью. Он с внезапной жалостью подумал о ней, теперь уже отчётливо понимая, что жить ей недолго, и содрогнулся оттого, что был с нею груб и нечуток. Мать любила черноглазого больше, чем его, Сергея, и он, Сергей, осознав это, не почувствовал обиды. В нём появился вдруг интерес к мальчишке и к тому, что тот сказал, поскольку слова его имели отношение к звукозаписи и радио, в которых он разбирался. Он вытянул Алика из толпы провожающих и повёл в кафе, где можно было посидеть и съесть по порции мороженого.

— Ты, брат, не видел моего мотоцикла? — спросил Сергей, придвигая Алику мороженое. — Своими руками сделал. Понимаешь, хранить негде, в институте стоит. Хочешь, махнём сейчас туда и покатаемся?

Алик оставил мороженое.

— Ты ешь, ешь! Так какой, говоришь, магнитофон? Ну-ка расскажи о нём подробней, что за штука такая…