И в то же время А. и М. с трудом терпели странных: в их представлении явно были фрики симпатичные и фрики отталкивающие. Первые – потомки жёлтой кофты, у которых искренность и эффект различаются трудно и могут быть слиты, но вообще о них говорят так, как Анатолий Найман о Леониде Губанове: «…яркая, щедро и наглядно одарённая личность, живущая, говорящая, относящаяся к окружающему, как дано только поэту, и никак иначе её не назвать». Вторые – у них нет наглядности, какими-то своими словами или моментами поведения они разрушают цельное впечатление о себе, кажутся из-за этого несуразными, непонятными, неинтересными, либо просто нормальными и чересчур простодушными. Их пришпиливают к такому типажу, какой подвернётся: если в глаза бросилась пацанскость – будут пацанами, экзотичными среди хипстеров, если зажатость – будут мальчиками дальнего плана, если неуклюжесть – будут забавными, если монотонность и педантичность – занудами, а то и – полусознательно – врагами творческого духа. Но А. и М. не занимались сортировкой людей по типажам, это происходило у них интуитивно и приблизительно. Иногда – без возможности обжалования. И если кто-то на них обижался за неправильную идентификацию – они недоумевали и шли дальше. Они умеют извиняться, конечно же, но не носят в себе ненужное чувство вины – и если им непонятно, что такого случилось, то разбираться в этом следует тому, кто обиделся, и – что невероятно справедливо – ему больше не надо обижаться. И к ним липли разные беспомощные девочки, ищущие авторитетных подруг, и беспомощные мальчики, ищущие вдохновения и самоутверждения. У А. и М. безошибочно срабатывал внутренний датчик, сигналивший при пересечении личностных границ – и если кто-то пытался взвалить на них груз проблем, которые они не в состоянии решить, они могли суетливо, мучительно и вежливо поразбираться с чужой проблемой, но потом резко отделяли себя от попрошаек. При этом было у них ещё одно ценное качество – отсутствие финальных решений на чей-либо счёт. Даже безапелляционность могла исчезнуть в одно мгновение – если кто-то глубоко чужой и однажды оставленный за забором случайно настроится с ними на одну волну. Их тяготили апелляции к их внутреннему суду, но сами они легко могли пересмотреть то, что им показалось когда-то.
Моментально отдалялись они от хамла и от завистников: в той же творческой школе учились не только дети состоятельных родителей, и за спиной подруги слышали иногда злобные суждения о «мажорках» или о «звёздах». Но максимум, что могло иногда с ними случиться резко буржуазного – это мамин или папин личный водитель после школы. Кошельки были у них смешные, как из магазина оригинальных подарков. Карточками тогда они ещё не пользовались, завели их уже в институте. Но они с детства знали Франсуазу Арди, гносиенны Сати, и они рано поймали инстаграм. Познакомившись близко в этой школе, они, конечно, какую-то разницу между собой обнаружили: например, Алина с удовольствием слушала Арету Франклин и Отиса Реддинга, а Марте больше нравились цыгане и Балканы. И, несмотря на обиды, зависть и большое внимание со стороны, больше было тех, кто просто хотел с ними гулять, как Миша. Чуть меньше тех, кто хотел бы с ними целоваться. Зато почти все готовы были по их приглашению бесплатно пойти на какую-нибудь премьеру фильма или спектакля.
Марта чувствовала себя неловко на длинном крыльце переполненного кинотеатра, но мама всем её представляла, и Марта забывала о неловкости, видя в знаменитых лицах нестёртые специальным уходом особенные черты. Она дежурно отвечала на вопросы, но искренне мялась и смеялась. Потом она раздавала воздушные шары толпе сошкольников и потихоньку уставала от людей. В конце концов, собрался тот круг общения, который её устраивал и в котором она осталась пить кофе, перейдя через дорогу. Туда пришла Алина, и там впервые Миша душевно поговорил с ними. Его спонтанно пригласила Аля, когда он случайно лопнул шарик, на котором все расписывались маркером. Он занервничал, а она предложила пойти в кафе. У Миши было мало друзей в школе, и он цеплялся за каждый шанс провести время в приятной компании. Широкий эмоциональный диапазон Алины, который ему открылся в тот вечер, заставил его думать о ней постоянно и воспринимать как фею, за час познакомившую с новым миром. Но он заметил, что от него отвлекаются и перебивают его, когда он пытается высказать что-то, что доверяют только друзьям. И после первого часа общения он уже готовился рассказать А. и М. о том, что он увидел в них родное себе поведение, как будто сам придумал этих подружек. Но понял, что рановато такое говорить. И потом его удивили вспышки высокомерия Алины и Марты, когда они обе сразу перестали замечать ещё одного тихоню, который вскоре ушёл из-за столика. Тот паренёк позволил себе сказать, что такие, как Маруся и Аля – они сами себя так называли иногда – всегда могут