— Я за тебя рад, но ты могла упасть, — сказал он на земном. Алина его не слышала. Она начала говорить. Быстро, непонятно, помогала себе руками, словно это могло помочь ему лучше её понять. Конхор рассмеялся. — Ты похожа на испуганную птицу.
Алина смутилась. Достала переводчик. Быстро настроила его. При этом поглядывала на Конхора.
— Я думала, что не могу. Никогда. Долго не выходило, — сказала она.
— Понял, — Конхор он попытался улыбнуться насколько позволяли повязки. Сегодня это почти не удавалось сделать: слишком крепко они были наложены. — Но лучше не одной такими тренировками заниматься. А если бы ты упала?
— Поднимусь. Если упаду, то поднимусь, — ответила Алина.
— Хорошо, что ты имеешь цель.
— У меня её нет, — возразила Алина. — Так и не поняла для чего проснулась. Но ходить хочу.
— Будешь. Уже получается. А цель со временем тебя сама найдёт, — сказал Конхор подвозя её кресло к топчану, что стоял среди цветов и кустов больничного коридора. Коляску он поставил рядом, а сам сел на топчан.
— А твоя цель? Она какая? — спросила Алина. — Для чего ты живёшь?
— Мне нравится летать. Космос. Он завораживает, — ответил Конхор.
— Никогда не была там. В моём времени... Мечта. Люди только мечтали. Делали шаги пионеров, — перевёл переводчик её слова. Конхор списал всё это на плохой перевод. Устройство было далеко от совершенства.
— Я как первый раз оказался на орбитальной станции, ещё ребёнком на экскурсии, так решил, что без него не смогу жить, — сказал Конхор. — У вас ведь тоже есть орбитальная станция.
— Я там не была. Пока здоровье не позволяет, — ответила Алина.
— Но это всё временно.
— Надеюсь, — вздохнула Алина и опять в её глазах появилась грусть.
— Плохие воспоминания?
— Что?
— Ты опять грустишь. А минуту назад радовалась, — уточнил Конхор.
— Это всё временные трудности. Мышцы. В норму придут. А родителей... Их не вернуть.
— Погибли?
— Да. Они думали, что меня уже нет в живых. Понимаешь?
— Ты поэтому грустишь?
— Да, — она задумчиво посмотрела на цветы.
— Для меня это чуждо. Переживать потерю родных. Ты должна знать, что на моей родине трудные условия.
— Не знаю.
— Там сложно выжить. У нас хотя и живут долгожители. По вашим меркам. Но маленькая выживаемость детей. У моих родителей было пятьдесят детей. Но в живых осталось лишь семь. Семеро дожили до двадцатипятилетия. Когда постоянно кто-то умирает из родных, то к этому привыкаешь. Проще смотришь. Нельзя проплакать по всем глаза. К тому же мы верим, что человек окажется в лучшем месте. Не таком плохом, как вокруг. И жизнь будет лёгче.
— Рай?
— Да, похоже на ваш рай. Другой мир, где человек будет счастлив. Потому что он здесь настрадался.
— Тяжёлая у вас жизнь.
— За то мы крепкие. Те, кто выжил, — он опять криво улыбнулся. — Не надо плакать по прошлому. Ты их помнишь. Воспоминания останутся. А жить нужно дальше. Что-то приходится оставлять в прошлом, но это не значит, что ты это забудешь. Прошлое оно никуда не денется.
— Знаю. Психолог говорит, что у меня впереди целый мир. Могу выбирать. Она не понимает, почему я прошлым живу.
— Потому что оно привычно. И не такое страшное, чем будущее. Но будущего не надо бояться. Не всегда впереди должно быть всё плохое. Есть и хорошие моменты. И не грусти больше. Твои родители не хотели бы, чтоб ты грустила.
— Почему?
— У нас говорят, что когда много слез в глазах, то они плохо видеть начинают и не замечают важного. Ты можешь пропустить это важное для тебя за слезами, — ответил Конхор. Он приложил руку к груди и голове. — Здесь всё останется о них. Они всегда будут с тобой. Не мешай глазам видеть всё, что тебя окружает.
— Над этим надо подумать, — серьёзно сказала Алина.
— Подумай, — согласился Конхор. И опять их прервали.
— Алина! — на похожей каталке ехал молодой человек. Рядом шёл доктор в халате.
— Димка! А мне не сказали, что тебя сегодня привезут! — воскликнула она.
— Так не хотели. Но я должен был увидеть хоть одно знакомое лицо!
Конхр видел, что он стал лишним и поспешил уйти, надеясь, что встретиться с ней завтра. А сейчас нужно было оставить её с другом. Почему-то он сразу понял, что они только друзья. Усмехнувшись своим мыслям, он пошёл в палату, где включил телевизор. Шла какая-то программа. Ведущая о чём-то расспрашивала Алину. Это заставило Конхора сделать громче звук телевизора...
Дима был такой же худой, как и Алина. Скулы на лице были такими острыми, что создавалось впечатление, будто его не кормили долгое время. Короткие волосы, которые были сострижены, чтоб не мешались и тонкие руки, напоминающие скорее палки. Но это был всё тот же Дима, который тащил её вверх по склону горы во время дождя, а потом отдавал последнюю воду Наташе в пещере. Благородный джентльмен, герой своего времени, как шутили ребята.
— Выглядишь паршиво, — честно сказала она ему.
— Ты не лучше, — парировал он. — Никогда больше не стриги так коротко волосы. Это тебе не идёт.
— Я стараюсь не обращать на внешность внимание. Меня всё время фотографируют, интервью берут. С какими-то профессорами чай пью. Так что звёздам позволительно выглядеть как они хотят.
— Серьёзно? — как-то странно посмотрел на неё Дима.
— Да шучу я. Позже и волосы отрастут и мышцы нарастут. Я уже сегодня стояла!
— Ты молодец. Много занимаешься и какой результат! — сказал ей Патрик.
— Стараюсь. Язык учу. Более лучше стала общаться на современном, но всё равно только общие фразы получается хорошо произносить.
— Уверен, что скоро болтать будешь не хуже нас. Ты целеустремлённая женщина. Как поставишь цель, так идёшь вперёд, не обращая внимания на препятствия. С тебя пример брать надо, — сказал Патрик.
— Это камень в мой огород? — спросил Дима, посмотрев на него.
— Нет. Но думаю, что Алина тебя заразит своей целеустремлённостью и тренировки будут идти лучше, — ответил Патрик.
— Угу, — как-то хмуро ответил Дима.
— Я пока вас оставлю. Нужно решить кое-какие вопросы. Поболтайте пока, — сказал Патрик.
— Как будто мы дети маленькие, — проворчал Дима.
— Иногда у него такие нотки прослеживаются. Для него этот проект — его детище. Вот и отношение такое, — ответила Алина.
— Именно проект. Мы не люди, а подопытные крыски.
— Я себя крысой не считаю. Дим, так получилось, что мы проспали столько лет. Теперь вот проснулись. Значит надо привыкать, приспосабливаться к новой жизни.
— Угу, приспосабливаться, — хмыкнул Дима. — Только не говори мне как тот психолог, что у меня уникальный шанс начать всё вновь. Забыть прошлое и думать о будущем.
— Да уж, я её терпеть не могу. Психолог порой такую ересь несёт. Кстати, не она одна. Как я поняла, многие живут настоящим и будущем. Они как будто смотрят вперёд, но не забывают о себе сейчас. Я сколько раз сравнивала прошлое и это время. Очень много отличий. У нас была гонка. Сам помнишь, какая была программа. Учёба, работа, семья, ипотека, желательно свой бизнес — и вот это всё давило, закручивало колесом. Мы стремились успеть в жизни как можно больше. Сейчас люди так не торопятся. Они могут позволить себе лет тридцать заниматься наукой, а потом всё бросить и уйти в семью. Или развернуть жизнь на девяносто градусов и отправиться покорять космос. Нет такого плана жизни, к которому мы привыкли. Много импровизации. Они ставят себе план, что лет десять будут заниматься каким-то делом, а чем закончится жизнь — не представляют. И к прошлому у них другое отношение. Они его отпускают легче, чем мы, — сказала Алина.